Орудия войны

Щербатов облокотился на стол, опустил голову на руки. Хорошо, что в кабинете не было зеркала. Не хотелось бы ему видеть сейчас свое лицо.

Это все необходимые, неизбежные меры. Восстание растет и ширится, на Тамбовщину стекаются недовольные со всей европейской части страны. Теперь, когда и казаки вышли из подчинения, ситуация стала смертельно опасной. Чтоб обезглавить восстание, пока оно не переросло в новый виток гражданской войны, хороши все средства.

Пора было ехать домой, но Щербатов знал, что заснуть не сможет. Глянул на часы: половина одиннадцатого. Поздно, конечно. Но Софи поймет. Она всегда его понимала.

Взял телефонную трубку, запросил соединение с домашним номером Софи. Дождался, пока горничная подзовет ее к телефону.

— Да, Андрей, я слушаю тебя, — сказала наконец Софи.

— Прости, что так поздно и неожиданно… Я понимаю, ты, должно быть, на балу устала. Но я бы хотел повидать тебя сегодня, сейчас. Мне… чрезвычайно нужно.

— Сегодня?

— Да. Я прошу тебя, позволь мне приехать к тебе.

Софи ответила после небольшой, заполненной тихим треском на линии паузы.

— Да, да, разумеется… Приезжай. Я буду ждать.

Что-то странное померещилось ему в ее интонациях, но, возможно, телефонный аппарат плохо передавал звук.

Сев в автомобиль и назвав шоферу адрес, Щербатов вспомнил, что в последнее время Софи не телефонировала ему и первой не предлагала встречи. Надо бы чем-то ее порадовать… он попросит Веру выбрать подарок. Сейчас одно имело значение: он сможет ненадолго забыть о тягостных служебных делах.

Глава 25

Комиссар Объединенной народной армии Александра Гинзбург

Ноябрь 1919 года.

Саша вернулась из Петрограда неделю назад. После вмешательства комиссара Реньо ОГП будто бы не имела больше вопросов к мещанке Сириной, даже слежку не установила. И все же встречаться с Тарновским лично Саша поостереглась, связалась с ним через газетные объявления. Несколько дней напряженного ожидания — и ответ был получен, отгрузка золота продолжилась по прежним каналам. По всей видимости, не все в петроградском подполье замыкалось на Донченко.

Объемы поставок росли. Неожиданно стало расти и качество: все больше прибывало совсем нового снаряжения иностранного производства. Но всего было мало, все поступало слишком поздно. А новобранцы прибывали каждый день. Вот и теперь, когда она приехала в Дельную Дуброву инспектировать госпиталь, ее ждал посланец из Иваново-Вознесенска.

— Так что же это, я первый из наших до вас добрался, товарищ комиссар? — спросил посланец, пожилой, но крепкий еще рабочий.

— Выходит, так, — ответила Саша, спешиваясь. Один из сопровождавших ее солдат взял Робеспьера под уздцы и увел. Саша знала, что животное расседлают, напоят и зададут ему корм. Комиссару армии можно было не беспокоиться о бытовых мелочах.

— Двоих передо мной посылали. Не доехали, видать… жаль, хорошие были товарищи. Но теперь без документов никуда, всюду ловят, и для рабочих свободы перемещения нет. Я по паспорту свояка покойного доехал, он приказчиком служил в магазине.

— Давай переговорим, сядем только, в ногах правды нет. Где тут посидеть можно? — обратилась Саша к другому своему солдату.

Солдат отвел их к грубо сколоченным скамейкам под развесистой ивой. На них расположились выздоравливающие раненые — выходили, видать, подышать воздухом. Саша глазами указала им на здание — они встали и пошли туда, опираясь на костыли и друг на друга.

Саша достала папиросы, протянула открытую пачку гостю, закурила сама.

— Ну, рассказывай, что там у вас. Допек вас Новый порядок совсем?

— Поперек горла встал! Хоть и то сказать, не сразу. По первости-то многих все устраивало. Знай себе норму у станка выполняй и по воскресеньям в церкву ходи. Жалованье небольшое, но голодать все же не доводилось, слава Богу, — рабочий опасливо глянул на Сашу, но она только улыбнулась ободряюще. — Школы даже новые пооткрывали для рабочих детей — правда, начальные только. Половина уроков — Закон Божий, ну грамота и счет еще. Но обещали же, что которые дети успехи в начальном обучении покажут, тех в гимназии примут, причем за казенный счет. Воспрял народ. Для рабочего ж человека главное — детей выучить да в люди вывести, чтоб не такая беспросветная жизнь у них была, как у нас. Ради деток, их будущего много стерпеть можно. При старом-то порядке пойди накопи еще те полсотни рублей на гимназию. Выбирать приходилось, кого из детей учить, и хотя бы одного снарядить не всякая семья сдюживала.

— И что же вышло на самом деле?

— Да… то и вышло, — рабочий проглотил уже почти было вырвавшееся крепкое словцо. — В начале сентября оказалось, что лучшие в классах энтих сплошь дети мастеров да начальничков. А дети работяг так и будут у станков стоять, как их отцы, да тумаки от мастеров сносить. Кто в голос возмущаться пытался, тех под плеть. А мы ж рабочие, у нас это, как его бишь, человеческое достоинство. Но все терпели худо-бедно, пока работа была. А там…

— Работы сделалось меньше? Почему?