Читаем Оруэлл в Испании полностью

Читая в «Дейли уоркер» заявления Фрэнкфорда: «Если бы я не был настолько политически отсталым, я не позволил бы завести себя так далеко. Но в мае мое невежество было столь глубоким, что я совершил преступление, приняв участие в фашистском вооруженном мятеже против антифашистского правительства»[62], Оруэлл не мог не вспоминать покаянные речи советских показательных процессов и не ужасаться тому, что те же самые слова произносит его соотечественник.

Помимо всего прочего, испанский опыт открыл Оруэллу глаза на то, что ложь — это не только орудие пропаганды, но и способ манипулирования сознанием, основа искажения истории и вообще форма существования тоталитарного режима. Как человек скрупулезной честности он болезненно пережил это открытие:

Я еще в детстве заметил, что никакой газетный репортаж не в состоянии отразить событие достоверно, но в Испании впервые в жизни я увидел репортажи, которые вообще не имели никакого отношения к фактам, даже того отношения, которое существует в обыкновенной лжи. Я читал статьи о великих битвах там, где в помине не было никаких сражений, и сталкивался с полным молчанием там, где убивали сотни людей. Я видел смело сражавшихся солдат, которых поносили как трусов и предателей, и других, не слыхавших и выстрела, которых превозносили как героев воображаемых побед… Я видел, как история пишется не о том, что случилось, а о том, что должно было бы случиться в соответствии с той или иной «линией партии»[63].

Это из эссе 1943 года «Оглядываясь на испанскую войну». Развивая эту мысль, он там же обозначает принципы тоталитарного общества, уже знакомого по Советскому Союзу, которое он опишет через несколько лет в своем главном романе:

Предполагаемой целью такого подхода является кошмарный мир, в котором «Вождь», или какая-нибудь правящая клика, властвует не только над будущим, но и над прошлым. И если Вождь говорит про какое-то событие «этого никогда не было» — значит, этого никогда не было. Если он говорит, что дважды два — пять, значит, дважды два — пять. Эта перспектива пугает меня больше, чем бомбы, а после нашего опыта последних нескольких лет — это не пустые слова[64].

Книга «В честь Каталонии» была закончена в срок — к середине января 1938 года и в апреле напечатана издательством «Секкер и Уорбург». Ее выход отметили несколько очень хвалебных рецензий, но в целом эта, несомненно, одна из лучших книг Оруэлла, никакого коммерческого успеха при его жизни не имела — за двенадцать лет было продано всего 600 экземпляров. Возможно, причина была в том, что события в Каталонии потонули в потоке других судьбоносных исторических событий — оккупация Гитлером Чехословакии, пакт Молотова — Риббентропа, Вторая мировая война. А то, что в книге Оруэлла запечатлелся личный опыт человека, пытающегося осознать основные катаклизмы века, осталось незамеченным и открылось только после успеха «Скотского хозяйства» и «1984».

Сам же Оруэлл, выполнив поставленную перед собой задачу, тяжело заболел. Всегдашнее пренебрежение своим здоровьем, усугубленное мучительными условиями жизни на фронте, раной и непрестанной работой, привели к сильному кровохарканью, которое объяснили разрывом старого легочного шрама. Следующие полгода Оруэллу пришлось провести в санатории, а потом — на деньги неизвестного благотворителя — еще и полгода в Марокко.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература, 2012 № 12

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары