Оруэлл

Отчасти польщенный, что на него обратил внимание журнал, считающийся преимущественно дамским, отчасти относясь презрительно-иронически к тому, как его облик был преподнесен, Оруэлл ответил статьей в серии «Как мне хочется», указав на разительное противоречие между миром высокой моды и теми условиями, в которых после войны жило абсолютное большинство населения. Оруэлл не упоминал названия журнала, чтобы не попасть в какую-нибудь неприятную историю вроде судебного иска по обвинению в клевете. Он провел анализ содержания лишь одного номера журнала, 325 страниц которого были заполнены смесью анекдотической рекламы и бесчисленными картинками с бальными платьями, норковыми шубами, роскошными чулками, бюстгальтерами, тюбиками дорогой губной помады и флаконами духов в окружении восхитительных женщин, которые всем этим пользуются. Оруэлл признавал, что в журнале иногда упоминается что-то о среднем возрасте или о полных дамах (чтобы рекомендовать определенную одежду или косметику), но о смерти, бедах, несчастьях не встречается ни слова. Всё это — великолепный, но совершенно нереальный мир, заключал писатель^{558}.

Публицистические, литературно-критические и прочие выступления Оруэлла были для него важны и для оттачивания писательского мастерства, и для формирования определенных взглядов аудитории, и для укрепления своих позиций в писательском сообществе, и, наконец, для обеспечения своей семье более или менее нормальных условий жизни и избавления себя от ежедневной заботы о поисках средств к существованию. Но на протяжении ряда лет в закоулках его сознания зарождался, а затем постепенно приобретал всё более четкие черты замысел крупных полотен, в которых нашло бы выражение его неприятие диктаторских режимов, создающих мощную тоталитарную сферу, охватывающую все области человеческой жизнедеятельности, разрушающую сознание и личность.

Глава одиннадцатая ОПЕРЕЖАЯ ВРЕМЯ

Военные и семейные заботы

Казалось, Оруэлл должен был быть удовлетворен работой в «Трибюн», освободившей его от оков государственной службы. Однако со временем его неугомонная душа начала требовать большего. Он думал о новом художественном произведении, которое затрагивало бы самые потайные нити, сшивавшие крайне противоречивую военную современность, когда союзником Великобритании оказался СССР во главе с диктатором Сталиным, жертвами которого не на поле боя, а в расстрельных камерах стали сотни тысяч людей. Термин «Большой террор», который был однажды употреблен писателем, стал широко применяться значительно позже, но именно так по существу оценивались им и многими другими западными общественными деятелями кровавые «чистки», которые проводились в СССР в 1936–1938 годах.

Оруэлл напряженно искал форму, в которой смог бы наиболее эффективно, язвительно, доходчиво для читателей и в то же время в совершенной художественной форме выставить на позор сталинскую систему. Важно было разоблачить тоталитаризм именно советского образца, ибо правототалитарные системы в Германии и Италии терпели военное поражение и неуклонно приближались к своему концу, в то время как левототалитарная модель СССР, входившего в антигитлеровскую коалицию, становилась всё более мощной и казалась всё более приемлемой, ибо вносила весомый вклад в разгром общего врага — гитлеризма.

При этом писатель отчетливо видел, что некоторые черты, свойственные тоталитаризму, в условиях войны проникают и в британское общество. Главное опасение состояло в том, что властям могли понравиться ограничительные меры и они могли попробовать сохранить их после войны. Англичане, к его возмущению, легко поддавались самой примитивной пропагандистской обработке: буквально в считаные часы Советский Союз, до 22 июня 1941 года бывший врагом британцев, стал их другом и союзником после нападения на него Германии. Заявление Черчилля, что его страна окажет русскому народу любую помощь, сопровождалось показательным дополнением: «Если бы Гитлер вторгся в ад, я благожелательно отозвался бы в палате общин о Сатане»^{559}. (Впрочем, эти последние слова цензура предусмотрительно выбросила — даже премьер-министр в годы войны был лишен привилегии говорить свободно.)

В одном из «Писем из Лондона» в «Партизан ревю» Оруэлл снисходительно писал о тех англичанках, которые еще совсем недавно вязали теплые носки для финнов, подвергшихся нападению Красной армии, а теперь делали то же самое для русских^{560}. Нужны ли были лучшие доказательства того, как быстро меняет взгляды общественность огромной страны, будьте Великобритания или СССР, Министерство информации, Министерство правды или Министерство лжи?