Оруэлл

Соня не сильно изменила образ жизни и манеру поведения, но, став женой известного писателя, могла с полным правом не только представлять его деловые интересы, но и демонстрировать саму себя как неотделимую и даже основную часть образа выдающегося человека. С. Спендер вспоминал, что однажды навестил умирающего Эрика и завел с ним разговор об известном английском писателе начала XX века Дэвиде Лоуренсе. Вдруг в палате появилась Соня и потребовала, чтобы разговор был переведен на другую тему (Лоуренс скончался от туберкулеза). «Потом она заявила, что уходит в гости и сегодня уже не вернется. Оруэлл слабо протестовал, но она от него отмахнулась в своей обычной шумной манере»^{727}.

Эрик очень переживал, что редко видится с ребенком, но все боялись, что Ричард может заразиться от отца страшной болезнью. Когда же мальчика всё же приводили, его держали на расстоянии, да еще и надевали защитную марлевую маску. «Ты где-то ударился?» — спросил как-то Ричард, понимая, что отцу плохо, но не осознавая всей серьезности ситуации^{728}.

Состояние здоровья Эрика продолжало ухудшаться. Он катастрофически худел. Медицинским сестрам становилось всё труднее найти место на его теле, куда можно было ввести иглу шприца. Его единственным шансом остаться в живых врачи называли поездку в Альпы. Соня со свойственной ей энергией забронировала на 25 января 1950 года частный самолет, который должен был доставить ее с мужем на место назначения. Ее бывший возлюбленный Лусиан Фрейд, с которым она сохранила дружеские отношения, взялся помочь ей во время полета и на самом горном курорте. Впрочем, может быть, теперь он перестал быть бывшим…

Восемнадцатого января в присутствии Сони и Гвен О’Шонесси Эрик Блэр продиктовал свою последнюю волю^{729}. Все права, связанные с его литературным наследием, предоставлялись Соне. По договоренности с ней сестре Эврил поручались заботы о Ричарде, на счет которого предписывалось положить сумму, необходимую для получения достойного среднего и высшего образования. Эрик пожелал, чтобы, несмотря на то, что он не принадлежит ни к какой конфессии, его похоронили по обычаям англиканской церкви: тело не должно было предаваться кремации, захоронение следовало произвести на одном из «ближайших удобных кладбищ»[71].

Поздно вечером 20 января 1950 года Соня с Лусианом и другими приятелями отправилась в ночной клуб. Вскоре после полуночи ее вызвали к телефону. Звонил дежурный врач с сообщением, что у ее супруга произошло легочное кровоизлияние с остановкой дыхания; все попытки привести его в чувство оказались безрезультатными, и только что была констатирована смерть.

Эрик Блэр — Джордж Оруэлл скончался на сорок седьмом году жизни. В свидетельстве о смерти в графе «причина» было записано одно зловещее слово: «туберкулез»^{730}.

Отпевание происходило в церкви Христа возле Риджент-парка, в центре Лондона, 25 января — в тот самый день, когда предполагался вылет в Швейцарию. Эрик хотел быть похороненным в сельской местности. Астор организовал отправку гроба в свое имение возле селения Саттон-Кортеней, графство Оксфордшир, и вместе с Соней сопровождал его. Похороны состоялись на территории церкви Всех Святых, стоящей на крутом берегу Темзы. На надгробном камне была сделана надпись «Эрик Блэр» с датами жизни. Большинство тех, кто приходит в это место, обычно не знают, что именно там захоронен великий писатель. Посещая могилу бывшего премьер-министра Великобритании Герберта Асквита, они не обращают внимания на расположенную неподалеку могилу незнакомого им Эрика Блэра.

«Черный список» Оруэлла

Перед смертью Оруэлл продолжал делать заметки в записной книжке, которую стал заполнять, по-видимому, параллельно с окончанием работы над романом «1984»^{731}. Споры о том, для чего в эту книжку вносились имена с комментариями и как писатель предполагал использовать ее, не утихают по сей день. Записная книжка (в ней 42 страницы, между которыми заложено несколько газетных вырезок) имела заголовок «Попутчики» и содержала постоянно пополнявшийся список западных деятелей, которые, по мнению Оруэлла (в некоторых случаях вполне обоснованному, в других явно ошибочному или противоречившему его собственным высказываниям) были «скрытыми коммунистами» или, как сказали бы сегодня, советскими агентами влияния, а то и шпионами.

Раскрывать их истинное лицо Оруэлл начал еще в военные годы, когда опубликовал в газете «Обсервер» сравнительный анализ двух книг — «Дороги к рабству» Фридриха Хайека, в которой беспощадно разоблачался тоталитаризм^{732}, и «Зеркала прошлого» Конни Циллиакуса^{733} с апологией сталинского режима. Оруэлл придавал этим книгам такое значение, что написал рецензию, не дожидаясь их выхода в свет, на основе отрывков, публиковавшихся в прессе^{734}.