Оруэлл

В список попали имена двух американцев, действительно являвшихся советскими агентами влияния. Одним был журналист Уолтер Дюранти, в течение многих лет работавший в СССР, встречавшийся со Сталиным и превозносивший советскую политику. Другим являлся Джозеф Дэвис, посол США в СССР в 1937–1938 годах, вывезший в США бесценную художественную коллекцию — картины, статуи и другие предметы искусства, то ли подаренные ему советским правительством, то ли проданные по умышленно заниженным ценам. В 1942 году Дэвис издал книгу воспоминаний «Миссия в Москву», а в 1945-м стал единственным иностранным дипломатом, получившим высшую советскую награду — орден Ленина.

К названным персонажам у Оруэлла шли комментарии: «Дюранти… Американские газеты. Корреспондент в СССР много лет. Разные книги… Вероятно, без организационных связей, но надежен (то есть предан советскому режиму. — Ю. Ф., Г. Ч.). Дэвис… Ранее посол в СССР. “Миссия в Москву” (и фильм по книге)… Очень глуп».

Вместе с тем некоторые имена «черного списка» Оруэлла вызывают недоумение: там были Чарли Чаплин, Бернард Шоу, Джон Стейнбек…

По поводу Записной книжки одни биографы Оруэлла предпочитают молчать[72], другие полагают, что она противоречила всей жизненной позиции Оруэлла, а третьи считают ее свидетельством о связях писателя с британскими спецслужбами. Но известно, что когда навестившая Оруэлла в санатории Силия Пейджет, в замужестве Кервен, рассказала, что поступила на работу в недавно созданный Информационный исследовательский департамент, целью которого являлась борьба с коммунистической пропагандой в Британской империи, он заявил, что полностью одобряет работу этого учреждения и через несколько дней послал ей список из тридцати шести имен людей, заподозренных им в коммунистических симпатиях^{737}. Вскоре Силии был отправлен дополнительный перечень имен. В письме от 6 апреля 1949 года, которое иначе как доносом назвать трудно, Оруэлл писал формально и хладнокровно: «Мне не приходят в голову никакие новые имена, которые можно было бы добавить к твоему возможному списку писателей, разве что ФРАНЦА БОРКЕНАУ (в “Обсервере” знают его адрес), чье имя, мне кажется, я тебе уже давал, и ГЛЕБА СТРУВЕ (он находится сейчас в Пасадене в Калифорнии) — русского переводчика и критика. Конечно, есть масса американцев, имена которых можно найти в нью-йоркском “Нью лидере”, еврейском ежемесячном издании “Комментари” и в “Партизан ревю”. Я мог бы также, если и это ценно, дать тебе список журналистов и писателей, которые, по моему мнению, являются скрытыми коммунистами, попутчиками или же склонны к этому и не внушают доверия как пропагандисты»^{738}.

Включение в список имен людей, антикоммунистические воззрения которых Оруэллу были хорошо известны и с которыми он поддерживал дружеские или деловые связи именно на политической почве, удивляет, не говоря уже о названных периодических изданиях, с которыми сам он сотрудничал и в которых теперь предлагал поискать агентов советского влияния. Так, на труды Боркенау Оруэлл неоднократно писал положительные рецензии, а со Струве дружески общался, причем послал ему последнее письмо с поздравлением с Рождеством уже после передачи Силии списка.

Очевидно, на фоне тяжелой болезни у Оруэлла развилось некое психическое расстройство, подобное паранойе, что выразилось в излишней подозрительности. Как были использованы списки Оруэлла, кому именно они были переданы Сидней и обратили ли на них внимание, до сих пор неизвестно. Стоит, однако, подчеркнуть, что и под конец жизни Оруэлл оставался верен себе: поступал так, как подсказывала его больная совесть, не оглядываясь на общественное мнение, законы, нравы и понятия. И его подобие психоза с «черными списками» было вполне соизмеримо с состоянием, в свое время приведшим его в ночлежки Парижа и Лондона. Известный британский писатель и литературный критик Виктор Притчетт как-то сказал, что Оруэлл «был странным человеком в английской литературе»: «Он шел абсолютно своим путем. В определенном смысле он был самым оригинальным из современников. Я мог бы лучше всего описать его как писателя, с трудом прижившегося в своей собственной стране. Он не принадлежит ни к одной группе, не принимает ничью сторону… Он сам по себе, но не крикливо, не театрально… Из-за его потрясающей честности забываешь, что он бывает неправ»^{739}.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

После кончины Эрика Соня возвратилась к своему обычному образу жизни, легко меняя мужчин. Уже через два месяца после похорон она отправилась с Мерло-Понти на южное побережье Франции.