Читаем Оруэлл полностью

По окончании курсов Блэр в течение года был стажером, а затем по велению начальства перемещался из одного района Бирмы в другой, находясь на одном месте от нескольких месяцев до года. Такова была местная практика: чтобы добиться существенного повышения и получить в свое распоряжение обширный полицейский регион, необходимо было прослужить в разных местах страны, приобрести опыт.

В некоторых биографических работах туманно говорится, что полицейское начальство часто преследовало Блэра в связи с независимостью его взглядов. Тщательно расследовавший эти обвинения М. Шелден пришел к выводу, что они не подтверждаются фактами: Эрик успешно, хотя и не очень быстро продвигался по службе без каких-либо взысканий{121}. А служба не была особенно сложной. В отличие от Индии, где в 1919 году было введено двойное управление, а население получило право избираться в местные органы и посылать своих представителей в учреждения исполнительной власти, Бирма по-прежнему управлялась исключительно британской администрацией.

Эрик, как он позже многократно писал, чувствовал себя крохотным винтиком в гигантской машине британского деспотизма. Он исправно исполнял положенные обязанности, наблюдал за теми, кто следил за порядком, при случае задерживал пьяниц, мелких воришек и хулиганов, в то же время стараясь не замечать правонарушений, совершаемых в силу тягчайшей нужды. Блэр готовил документы для предания суду преступников и правонарушителей, вовремя посылал начальству отчеты о происшествиях, по утрам регулярно проводил переклички своих подразделений, своевременно заказывал необходимое снаряжение и оборудование — короче говоря, делал всё, что полагалось делать добросовестному колониальному полицейскому чиновнику средней руки.

В то же время довольно скоро Блэр заработал себе репутацию чужака, так как не шел на сближение с другими выходцами из Европы, не проводил с ними вечера за кружкой пива, стаканом более крепкого спиртного и пустопорожними разговорами; лишь изредка посещал имперский клуб, да и там вел себя сдержанно — во всяком случае, не позволял себе больше одной-двух порций виски.

Во время этих довольно редких и скромных выпивок языки развязывались, и Блэр отчасти с удивлением, но и с некоторым уважением слушал размышления своих сверстников, которые сам отчасти разделял: что они являются «потерянным поколением», что они пропустили «великую войну», где могли бы достойно проявить себя. Те, кто был старше, смотрели на них свысока. Он писал позже: «Я провел 1922—27 годы в основном среди людей немного старше меня, которые были на войне. Они говорили о ней постоянно, с ужасом, конечно, но вместе с тем с постоянно росшим чувством ностальгии»{122}.

Официально должность Эрика называлась «помощник суперинтенданта полиции». Но он непосредственно никому не помогал, так как практически был командиром местного полицейского подразделения.

Помощника суперинтенданта Блэра стали переводить из одного крохотного местечка в джунглях в другое, начиная с поселка Мьяунгмья в дельте главной бирманской реки Иравади. Здесь он столкнулся с «прелестями» провинциальной жизни в нищей колонии: комарами, опасными пресмыкающимися, незнакомыми ядовитыми растениями, одно прикосновение к которым могло причинить боль, опухоль, мучительный зуд и даже отравление. Но главное — он увидел произвол местных колониальных властей, которые бесцеремонно вершили суд и расправу, несмотря на официальное требование Лондона о минимальном вмешательстве в местные привычки.

Из Бирмы Эрик писал Джасинте Баддиком нежные письма. Но, видно, он не смог разобраться в характере своей подруги, с которой раньше встречался лишь изредка. Ей явно не нравился тон его «жалобных» посланий. Через много лет Джасинта вспоминала: «Я не думаю, что, когда Эрик отправлялся туда, он понимал, как сильно он будет всё это ненавидеть после того, как там окажется… Он считал, что всё совершенно ужасно»{123}.

«Ты никогда не смогла бы понять, как здесь ужасно, — в подтверждение сказанного писал Блэр Джасинте, — ведь ты не была здесь». Девушка перестала отвечать на его письма. С прекращением переписки заглохли и их отношения. Через много лет Эрик писал возлюбленной своей юности: «Ты была такой нежной девушкой… Но ты не была нежной, когда оставила меня в Бирме без каких-либо надежд»{124}.

В своих воспоминаниях Д. Баддиком не объясняет причин, по которым ее отношения с Эриком Блэром прекратились: «Это произошло как-то само собой, без всякого сознательного намерения. Прежде чем я собралась написать, письма куда-то подевались, а я не могла вспомнить адрес»{125}. Накануне отъезда в Бирму восемнадцатилетний Эрик пытался вступить с девушкой в интимную связь, но у них ничего не получилось. Может быть, именно это и привело к охлаждению отношений{126}. В любом случае девушке явно не улыбалась перспектива ожидать своего возлюбленного пять лет, пока он получит первый отпуск, а затем, после свадьбы, отправиться с ним в дальнюю, отсталую и заброшенную колонию в качестве жены полицейского офицера.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии