Оруэлл

В предисловии к украинскому изданию своей знаменитой повести-притчи «Скотный двор»[23] Оруэлл через много лет напишет: «В 1928–1929 годах я жил в Париже и писал небольшие рассказы и романы, которые никто не желал публиковать (позже все они были мной уничтожены). В следующие годы я жил в основном на случайные заработки, в некоторых случаях впроголодь. И только с 1934 года я смог жить на те средства, которые я зарабатывал своим писанием. В то время я подчас жил в течение месяцев среди бедняков и полупреступных элементов, которые обитали в самых отвратительных уголках бедняцких кварталов или просто слонялись по улицам, прося милостыню и занимаясь воровством. В это время я не многим отличался от них из-за отсутствия денег, но позже их образ жизни очень заинтересовал меня сам по себе. Я провел много месяцев, систематично изучая условия жизни шахтеров на севере Англии. До 1930 года я в целом не рассматривал себя как социалиста. У меня тогда еще не было четко определенных политических взглядов. Я стал выступать за социализм главным образом потому, что мне стало отвратительным угнетение и пренебрежение, с которым относились к бедным слоям промышленных рабочих, а не потому, что с теоретическим восторгом относился к обществу, развиваемому по плану»^{184}.

Глава пятая НАЗАД В АНГЛИЮ

Сотрудничество в журнале «Адельфи»

В самом конце 1929 года из-за безденежья и отсутствия перспектив Эрик вынужден был вернуться в Англию. На какие деньги он смог добраться до Саутволда, не выяснено. Позже он рассказывал не очень правдоподобную историю, что семейство с недоразвитым ребенком пригласило его в качестве воспитателя и выслало аванс. Почему надо было выписывать учителя из Франции? На этот вопрос ответа Эрик не дал и не смог вразумительно объяснить, почему так и не приступил к работе, за которую уже получил деньги.

Парижский жизненный опыт и зревшее мастерство всё-таки привели к тому, что Блэра стали печатать. Он представлял издателям документальные очерки, рецензии и литературные обзоры и очень редко поэтические опусы. Обращался он в основном во второстепенные, малопрестижные издания. В октябре 1931 года Эрик писал Дэнису Коллингсу: «Я довольно сильно занят, придумывая рассказы и прочее для новой газеты “Современная юность” (отвратительное имя для отвратительной газеты — и вещи, которые я для них пишу, также отвратительны, но надо на что-то жить)»^{185}. Но газета, просуществовав непродолжительное время, закрылась, не успев опубликовать «отвратительные» рассказы Эрика и не выплатив ему гонорара.

Состояние его здоровья оставалось неудовлетворительным, но на это он почти не обращал внимания. Рут Питтер вспоминала: «Одним особенно ужасным зимним днем с тающим снегом на земле и ледяным ветром Оруэлл пришел без нормального пальто, без шапки, перчаток и шарфа. Я была почти уверена, что он находится в предтуберкулезном состоянии, как он сам это называл. И вот он появился в такую погоду в совершенно негодной одежде. Я набросилась на него с упреками, пытаясь убедить прислушаться к разумным советам и обратить внимание на свое здоровье. Всё было тщетно. Он не смотрел в лицо фактам. Был случай, его проверяли на туберкулез, но результат вроде бы оказался отрицательным, по крайней мере так он говорил. Он никогда по-настоящему не лечился — до тех пор, когда это было уже поздно»^{186}.

Через некоторое время судьба, наконец, улыбнулась Блэру — он привлек внимание редакции «Адельфи», одного из наиболее популярных леволиберальных журналов с социалистическим оттенком, основанного в 1923 году литературным критиком Джоном Марри. (Название, по-гречески означавшее «родные братья», всего лишь повторяло наименование несохранившегося лондонского жилого квартала XVIII века и должно было, скорее всего, возбуждать интерес к чему-то ценному, но потерянному.)

Блэр был хорошо знаком с этим журналом и как читатель, который выписывал его в Бирме, и как стрелок, использовавший его в качестве мишени^{187}. Позже, рассорившись с редакцией, Оруэлл мстительно поведал миру о первых проявлениях своего пренебрежения к журналу.

В начале 1930-х годов соредакторами «Адельфи» стали поэт Макс Плауман и Ричард Риз. Практическими издательскими делами ведал Риз, баронет, занимавший ранее дипломатические посты, но уволенный из внешнеполитического ведомства за явное тяготение к левым. Период увлечение взглядами Троцкого у Риза было недолгим, но «Адельфи» оставался на левом фланге британской литературной жизни, в то же время печатая высокохудожественную прозу, поэзию и публицистику, вплоть до начала Второй мировой войны.