— Мучительно. Но… — Тереса задумалась, слегка откинувшись в седле, — бабушка очень гордилась моими волосами. Любила расчесывать, мастерила сложные прически, все повторяла: "
— Ясно.
— А почему ты крикнул "Viva Mexico Libertad!"?
— Крикнул? Я думал, меня только на жалкий хрип хватило…
— Ну, сказал…
— В тот момент это был чистый рефлекс, — сознался я, — но, думаю, дело в карабине. Скорее всего в нем… ты же стояла в тени, так что я видел только часть лица, край шляпы, патронташ… ну и то, чем в меня целятся. А дальше цепочка… "винчестер" 1894, патроны тридцать-тридцать… Панчо Вилья… Да здравствует свобода Мексики!
Тереса рассмеялась.
— Да, соображаешь ты быстро… и хорошо. Хотя все равно бы я в тебя не выстрелила. Ты мне понравился.
— Ты мне тоже.
— Вот еще скажешь! Ты кроме ствола в рожу и не видел ничего вокруг.
Это было не совсем так, но тут я возражать уже не стал. Как бы не был симпатичен и приятен человек, но если он целился в тебя всего лишь полчаса назад, не стоит рассказывать, как ты просчитывал ситуацию: прыжком уходить влево, дверной косяк не даст довернуть ствол вслед, дальше перекат под окно и там уже стрелять самому…
— А этот "тренто-тренто", — не дождавшись моего ответа продолжила Тереса, — действительно, еще Панчо помнит. Когда мы отступали к границе с гринго, нашли в горах старый склад в пещере, там были винтовки, карабины, немного разных револьверов, еще какой-то хлам. Вот я и взяла себе…
— Тоже мечта детства?
У Ковбоя одно время тоже был "девяносто четвертый" в.30–30, с коротким стволом в двадцать дюймов, "пограничная модель", как он его называл, хотя ни в одном каталоге я такого названия не видел. Примерно год назад он разбил приклад о голову одного хунгуза и с тех пор искал замену — прикладу, понятное дело, не китайцу. У карабина Тересы приклад выглядел совершенно новым, без сколов и потертостей. Только забавный узор из крохотных медных гвоздиков. Узор выглядел незаконченным и почему-то я сразу подумал, что гвоздики эти появляются не просто под настроение…
— Мечта?
— Ну там доблестные повстанцы на гарцующих конях с "винчестерами" и все такое?
— Наша деревушка была настолько жалкой, что повстанцы её даже визитом не удостаивали, — фыркнула Тереса. — Доблестные правительственные войска и то заходили всего пару раз… переловили почти всю птицу, стащили полдюжины свиней… изнасиловали двух женщин. Одна думала что слишком страшная даже для солдат, а вторая просто плохо спряталась… и на этом наше участие в той революции закончилось. — "Черная смерть" пригнулась к конской гриве, пропуска над головой ветку и продолжила: — Карабин я взяла, потому что с ним легче и удобнее. До него у меня был старый "маузер" с заржавленным затвором, перезарядить его каждый раз само по себе было целым сражением. Чего только не пробовала… даже раздобыла как-то банку керосина и вымачивала его три дня подряд…
— Керосин старую ржавчину сам по себе не убирает, — пояснил я. — Он, как и всякая смазка, хорошо проникает повсюду, в том числе ив поры металла. Так что после него оттереть ржу проще становиться. Но это если ржавчина свежая. А если застарелая, как у тебя, там уже лучше использовать другие методы…
— О! Говоришь как специалист…
— Я и есть специалист.
— Да неужели? Поэтому ты "тридцать-тридцать" опознал с одного взгляда? Настоящий оружейный мастер?
— До настоящего оружейного мастера мне далеко, — честно сказал я, — скорее техник, armourer. Могу чинить, могу не чинить.
— Надо будет приказать ребятам, чтобы поскидывали тебе на осмотр свои пушки, — решила командирша. — Конечно, у меня в отряде с этим строго, чистят и смазывают стволы после каждого боя. А вот у других…
— Не проблема, — ответил я, — хоть так ужин отработаю.
Да, именно так она меня подловила. Все-таки, в голове у мужика, долго лишенного женского общества… ну, нормального женского общества… все эти заморочки с Женевьевой сюда не относятся, они только ухудшают ситуацию. Так вот, в голове у мужчины снижается устойчивость ко всяким женским одурманивающим штукам. А потом раз и ты сидишь в пещере, на овечьей шкуре перед тобой груда разложенных убийственных железяк разной степени убитости, а ты сидишь и печально думаешь: ну и на кой мне все это сдалось?