Оружейник

— Почему? — вскинулась Тереса. — А… нет, я не жду смерти, не бойся. Мы же коммунисты, нам не пристало верить в эти гадания, предчувствия и прочую бабкину чушь. Просто я знаю, что недолго мне осталось гулять красоткой. Я и так по меркам нашей деревни старая дева, мои ровесницы уже подарили мужьям с полдюжины ребятишек. Вот рожу и эта "прекрасная грудь" — передразнила она меня, — превратиться в собачьи уши. Знаешь, есть такие смешные собаки…

— Спаниели.

— Да, точно. Только я все равно хочу ребенка, хотя бы одного, а лучше двух или трех. Раньше боялась… в Мексике у нас в отряде одна девушка умерла при родах… нас тогда загнали в джунгли, даже деревушки рядом не было… у нас пара человек умели принимать телят, жеребят, но что-то пошло не так. Здесь проще, надо просто сказать в комитет и тебя заберут в Россию или Баварию. Я знаю одну женщину, которая так сделала и потом вернулась воевать.

— А ребенок?

— Оставила, понятное дело, — с легким недоумением ответила Тереса, — не тащить же младенца на войну. Там все продуманно, есть специальные ясли, потом интернат. Мы и детей постарше туда переправляли, у которых родители погибли.

— Да, продуманная система, — кивнул я.

И наверняка эффективная. Интересно, когда её запустили, в конце двадцатых? Еще лет десять и из этих коминтерновских инкубаторов или как их там, вылупиться новое поколение борцов за мировую революцию.

— Мартин… а у тебя есть дети?

— Не знаю. Может и есть…

— Типичный ответ мужчины, — фыркнула Тереса, впрочем, не делая попытки отстраниться, а наоборот, прижимаясь еще сильнее. — Сунул, вынул и убежал. Ну, скажи, что ты не такой, Мартин…

— Я не такой.

— Врешь!

— Конечно, вру. Это сейчас я не такой. А раньше все как ты сказала: сунул, вынул и побежал дальше разжигать мировую революцию.

— Ой, дура-ак, — протянула женщина и, повернувшись на бок, начала гладить меня по плечу кончиками пальцев. — Хороший… вкусно пахнешь… но такой дурак.

— Хм, а я был уверен, что просто воняю потом на всю округу.

— Говорю же — "дурак". До настоящей вони, такой, чтобы до слез прошибало, тебе недели три еще потеть с утра до ночи, не мыться и одежду сутками не менять. Уж поверь… меня когда прислали, здешних героев можно было найти просто по запаху.

— Я знаю, как это бывает.

Так было, когда я впервые попал на фронт. Нас поначалу оставили во второй линии, километрах в пятнадцати от передовой. А вечером на третий день была смена в передовых траншеях. Тогда я впервые почувствовал этот запах — человека, который две недели жил, не снимая шинели, в заполненных водой земляных ямах, среди крыс и мертвецов. Причем они-то сами ничего этого не чувствовали, нос адаптируется еще быстрее, чем сам человек. Думаю, те, кто провел в окопах месяца полтора, уже должны были выработать у себя нечувствительность к боевым газам. Ну разве что кто-то чихнет и скажет "о, посвежело!"

— Все равно дурак, — повторила Тереса. — Эй… Мартин, да обидься же ты наконец! Лежишь тут, как довольное бревно…

— Зачем? Я же и так вижу что ты шутишь. И потом, разве бы ты легла с дураком?

— Красивым и вкусно пахнущим? Спрашиваешь! У меня, чтоб ты знал, уже полгода мужика не было. В своем отряде такого нельзя, вся дисциплина полетит к чертям. У меня был парень из городских, из подполья… мы встречались несколько раз, а потом его арестовали. Он сидел как раз в той самой Аспейтии, что вы собрались брать…

— Может он и сейчас там?

— Нет, в городках маленькие тюрьмы, там долго не держат. Чаще всего заключенных отправляют дальше, в столицу провинции. Иногда — отпускают… иногда — расстреливают. Как повезет. И потом, все равно это ваша идея дурацкая.

— Опять шутишь?

— Нет, не шучу, — Тереса приподнялась на локте, глядя мне в глаза, — Поверь, Мартин… взять город, пусть и небольшой, это замечательная идея! По всей провинции, да что там — по всей Испании люд бы узнали, что мы не просто кучка загнанных в леса и горы бандитов, как из всех щелей говорят власти. Но я не поведу своих людей на верную смерть, а без Пабло нам достаточно людей не собрать.

Я уже собрался ответить… но вместо этого руки сами потянулись обнять, прижать… потом рот оказался очень занят… в общем, продолжить разговор мы смогли не скоро.

К тому же она все равно сразу не поверила. Когда ты говоришь, что твой приятель умеет иногда творить чудеса, люди редко в это верят. Всегда так было, а кто не верит — почитайте, что апостолы пишут. К тому же у Костореза очень специфическая магия.

***

— Дистанция до дерева?

— Восемьсот тридцать метров.

— Точнее!

Когда наш милый доктор выпускает наружу своего мистера Хайда, у него меняется даже голос. Таким хриплым лаем доверчивым пациенткам сложно продать очередное патентованное лекарство или уговорить их на операцию по улучшению формы носа. Зато подавать команды пулеметной роте получается очень хорошо.

— Восемьсот тридцать два метра, — после короткой паузы отозвался Леви.

Косторез кивнул и сделал очередную пометку в своем чертеже. Затем сверился с компасом и махнул рукой Мигелю, скучавшему в обнимку с охапкой шестов.

— Ставь новую вешку вон там, между двумя грядками…