Оружейник. Книга четвертая. Приговор судьи

С благосклонного разрешения командира винтокрылой машины Пашка все время ошивался в пилотской кабине и добровольно исполнял роль связного между летчиками и нами, пассажирами. Правда, с этим делом он не особо напрягался. Вернее вообще не напрягался. За все время полета пацан лишь первый раз осчастливил нас своим присутствием.

– Что там? – я отстегнул прицепленный к страховочному ремню карабин и стал медленно отползать от двери. Что поделаешь, рожденный ползать летать не может, ну или не любит.

– Там туман, – выдохнул мальчишка, и в его голосе отчетливо, очень отчетливо послышался страх.

– Туман? – я, наконец, поднялся на ноги и глянул сперва на Пашку, а затем, проследив за его взглядом, и на Лизу.

Моя подруга сидела совсем рядом и своими большими карими глазами тоже смотрела на Павла. Как и я, она все еще ничего не понимала, но, словно ощущая какую-то ментальную, генетическую связь с братом, сразу занервничала.

– Тот самый туман, – мальчишка не сводил глаз с сестры. – Как тогда, как дома, как тот, что забрал папу.

От этих слов я вздрогнул. Сразу вспомнилось Одинцово и наша первая встреча с бесстрашными юными разведчиками Лизой и Павлом Орловыми. Тогда они мне и поведали, что пришли из-под Харькова, что с родных мест их согнал странный серый туман, надвигавшийся с юга. Все, кто попадал в него, там и оставались. Не знал я лишь одного, что именно эта беспросветная серая мгла и отняла у ребятишек отца. Все это пронеслось в моей голове с быстротой молнии, а следом, будто запоздалый раскат грома, пришло недоумение, внутренний протест. Стоп! Где он, этот Харьков, и где мы? До Украины километров четыреста будет. Нет, не могла сюда эта дрянь так быстро доползти, никак не могла! Так что перепутал, обознался Пашка.

Об этом своем открытии я и сообщил пацану, а чтобы придать ему уверенности, подбодрить по-отцовски, похлопал по плечу. Только мальчишка нихрена не расслабился. Он пристально поглядел мне в глаза и очень серьезно произнес:

– Дядя Максим, его… туман этот долбанный не забудешь и ни с чем не перепутаешь.

Вот теперь пришла моя очередь ежиться, как от холода, и вопросительно коситься на Лизу. Когда же и та, подтверждая слова брата, кивнула, я пулей кинулся к вызывавшему меня летчику.

Туман и впрямь оказался странным и весьма примечательным. Сквозь стекло пилотской кабины было прекрасно видно густое серое марево, отвесной стеной вздымающееся до самых облаков. Оно напоминало слоеный пирог, только отличие от какого-то там «Наполеона» состояло в том, что слои в нем находились в непрерывном движении. Они текли слева направо, причем все с разной скоростью.

– Вот это цирк-зоопарк… – протянул я подавленный видом серой громады.

– Что делать будем, товарищ полковник? – пилот вертолета Егор Сергеевич Летяев бросил на меня быстрый испытывающий взгляд. – Мне как-то внутрь этой мясорубки соваться не хочется. Во-первых, ветер там, судя по всему, не слабый. Во-вторых, по приборам идти не смогу. Мертвые они у меня все.

– Где мы сейчас?

Сквозь остекление кабины я глянул на землю и попытался там хоть что-то разглядеть. Среди одинокой черной равнины глазу едва ли отыщется за что зацепиться. И все же… Мне показалось, что я вижу, кое-что вижу. Впереди по курсу земля была явно расчерчена на едва различимые квадраты.

– Медынь, – пилот указал на замеченную мной шахматку.

– Граница тумана проходит по юго-западной окарине города, – уточнил человек, занимавший второе кресло в пилотской кабине. Звали его Леший, ну или по-простому Андрей Кириллович Загребельный, мой старинный приятель и по совместительству подполковник ФСБ. В кресле второго пилота он очутился вовсе неспроста. Неожиданно выяснилось, что этот сукин сын и в летном деле кое-что волокет, особенно, что касается винтокрылых машин.

– Пашка тебе говорил? – обращаясь к Загребельному, я указал на серую пелену впереди по курсу.

– Говорил, – Андрюха кивнул. – Это я его за тобой послал.

– Давайте что-то решать, – потребовал Летяев. – А то я уже скорость сбросил. Практически на одном месте висим, по-дурному керосин палим.

– Приземляйся, Егор Сергеевич, другого выхода нет, – жестом римского патриция, приказывающего добить раненого гладиатора, я указал вниз.

Чего-то такого Летяев от меня и ожидал, поскольку согласно кивнул и стал переключать какие-то тумблеры на панели управления. Меж этим занятием он отыскал секунду-другую, чтобы глянуть на меня и предупредить:

– Вам, товарищ полковник, лучше сесть и пристегнуться. И всех там сзади предупредите. Сюрпризы могут быть, когда на снижение пойдем. Те же «мотыльки», к примеру, или еще какая гадость.

– Добро, сделаю, – я кивнул, развернулся и шагнул в пассажирский отсек.