Оружейный барон. Том 3

— Вот моя гипотеза: у человека может быть в… — едва успеваю остановиться и не сказать «в генах». — В теле может быть предрасположенность к заболеванию, а может и не быть. Если встречаются два человека, не являющихся носителями, то рождается здоровый ребёнок. А если наоборот, то он умирает.

— А что будет, если встретится носитель и не носитель? — главврача заинтересовывает моя гипотеза.

— А здесь самое интересное… — специально делаю паузу. — Ребёнок рождается здоровым, но при этом он будет носителем заразы.

— Я знаю несколько болезней с подобным способом передачи, — кивает главврач. — Это может быть правдой… Но я даже не знаю, Ваше Благородие, как это проверить.

— А тут ничего и не надо проверять, — отрезаю я. — Или вы можете придумать другое логичное объяснение?

Главврач думает где-то с полминуты, а затем отрицательно мотает головой, соглашаясь со мной. Даже Пётр Николаевич одобрительно кивает в знак уважения.

— Чего и следовало ожидать от Вашего Благородия, — говорит он.

— Ой, ну хватит… Просто люблю пошевелить мозгами. Иногда, — смотрю, как Жрец тратит ману на младенца, но пятна и не думают сходить. — Мне вот что непонятно: почему люди продолжают рожать третьих, четвёртых детей, если знают, что они погибнут?

— Деньги, — отвечает начальник СБ.

— В каком смысле? — удивляюсь я.

— За каждого умершего от радужной пурпуры полагается страховая выплата в размере двухсот тысяч рублей, — поясняет главврач.

— И кто за это платит? Что-то не припомню такой статьи расхода в бюджете…

— Правительственный фонд «Доброе Сердце». К тому же за три месяца до родов и ещё полгода после мамочке выдаётся декретный отпуск…

— А вот это я помню. Ещё удивился, когда узнал, сколько на это уходит денег. То есть люди готовы рожать за деньги, зная, что их ребёнок умрёт? В каком мире мы живём?..

— У них только два выхода, — главврач тяжело вздыхает. — Они либо расстаются со своим партнёром и пытают удачу с другим, либо решают пожить для себя. А как вы знаете, двести тысяч плюс декретные — это хорошие деньги.

— Ага… Средняя зарплата двадцать две тысячи — эту цифру я отлично помню.

Поначалу мне кажется, что люди в этом мире настолько прогнили, что решаются на подобные вещи из-за денег, но затем вспоминаю суррогатное материнство. А оно недалеко ушло, ведь единственная разница в том, что ребёнок остаётся в живых. Хотя для рожавшей матери он по факту умирает.

Деньги, деньги, дребеденьги…

Жрец отходит от младенца и идёт в тамбур переодеваться. Цветные пятна на лице ребёнка остаются на своих местах, они даже и не думают уменьшаться, что довольно странно, при условии лечения целителями тяжёлых и смертельных ранений.

— Хозяин, я не мочь лечить этот ребёнок, — говорит вышедший из двери Жрец. — Моя магия не работать, а мана кончаться. Жрец нужно медитировать, чтобы лечить хозяин.

— Возвращайся в особняк. Спасибо за попытку, — махаю рукой в сторону выхода.

— И что теперь, Ваше Благородие? — спрашивает главврач в больших очках.

— Мы должны докопаться до истины, — смотрю на больного ребёнка и не моргаю. — Когда проявляется эта зараза?

— Через пару часов после родов.

— А когда вы вводите сыворотку?

— К чему вы клоните, Ваше Благородие?.. — на лице главврача появляется знак вопроса.

— Отвечайте! — требую я, а Пётр Николаевич, точно верный пёс, подходит к женщине вплотную и злобно смотрит ей в висок.

— Ну… — мямлит она и старается отстраниться от него. — Сразу, как только забираем ребёнка у матери.

— Понятно, — негромко говорю я и убеждаюсь, что рядом, кроме нас троих и охраны, больше никого нет. — А теперь слушайте сюда. Раз этому ребёнку уже нельзя помочь, то мы подождём конца, а затем проведём кое-какие эксперименты.

Не только эти слова, но даже мысли о подобном даются мне нелегко, но я вынужден так поступить, ибо водичка в пруду слишком мутная. Я прямо пятой точкой чувствую, что все эти смерти и НКК как-то связанны, но пока что неясно, как именно. Потому-то я и должен докопаться до истины. И кто знает, вдруг мне удастся спасти десятки, а то и сотни жизней, осквернив всего один труп.

— Так нельзя, Ваше Благородие, — в голосе главврача сквозь страх прорывается негодованием.

— Да, я понимаю, это негуманно, но таков мой приказ.

— Нет, вы не понимаете… — она набирает воздуха в грудь. — Тела больных радужной пурпурой мы отправляем в центральное отделение.

— Чего? Какое ещё центральное отделение?

— Оно находится в Екатеринбурге…

— И зачем это? — грубо перебиваю я.

— Так положено по закону… — оправдывается женщина. — Тела погибших крайне токсичны и подлежат утилизации в специальных контейнерах…

— Тормози, приехали, — выставляю ладонь перед её лицом. — Дай как угадаю, это центральное отделение каким-то образом связанно с НКК?

— Я… Я не знаю… Слышала, что там есть их наблюдатель…

— Ах они черти! — восклицаю я. — Вот теперь-то картинка сложилась… Так сказать, всем события нашлось место в единой цепочке!

— О чём вы, Ваше Благородие? — задаёт вопрос женщина, который у мужиков написан на лицах.