Оружейный барон. Том 4

— Чувствую себя бесполезной марионеткой… Все вокруг решают судьбу мира, а я… А я просто сижу и жду результата, надеясь на лучшее… Как всё так быстро изменилось? Ещё недавно я жила лишь одной целью… А сейчас всё привычное рушится прямо на глазах… И я не в силах что-либо изменить и хоть как-то повлиять на происходящее… Бесполезная…

— Ну перестань, — обнимаю её за плечо и прижимаю к себе. — У каждого своя роль и свой путь. Ты ведь могла погибнуть в борьбе за престол… Да и надо ли оно тебе? Я видел, что ты делала это не потому что хотела, а потому что «так надо». Вот именно тогда ты и была марионеткой, пленницей своей семьи. А теперь ты свободна и вольна делать всё, что захочешь.

— Я хочу быть с тобой, — Катя разворачивается полубоком и отвечает на объятия. — Но признаюсь… Мне сложно быть на вторых ролях… Я скучаю по тем временам, когда могла делать что угодно по щелчку пальцев…

— У каждого свои слабости. Мы что-нибудь придумаем, когда всё закончится. Да и вообще, мне не особо прельщает роль лидера всего человечества — это не моё. Поэтому вакансия до сих пор свободна, так сказать. Правда, если ты по-прежнему хочешь стоять у руля, то своё отношение к крепостным стоит поменять.

— Поменять? — отодвигаясь от меня, переспрашивает Катя. — И как же?

— Представь, что они — это твой источник власти. Если крепостные будут жить плохо, то и власти у тебя не будет. Всех счастливыми сделать не получится, ибо кто-то же должен мыть унитазы, но мы можем дать возможность и поддержать тех, кто по объективным причинам не может ею воспользоваться.

— Не совсем понимаю, о чём ты говоришь… — хмурится она.

— Речь про так называемое социальное государство, но только правильное, а не в том, в котором я жил… Нельзя допускать, чтобы тунеядцы жили на пособия, тратя деньги работяг. Я вообще планирую ввести за тунеядство крайне суровое наказание. Нужно поощрять усердных, поддерживать немощных и отправлять на рудники бездельников.

— Поддерживать немощных? Это ещё зачем? — с искренним непониманием в глазах вопрошает Катя.

— Люди должны быть уверены, что если они будут трудиться и в какой-то момент не смогут это делать, то государство их не бросит. Работай, и тогда ты в выигрыше при любом раскладе, уклоняйся от общественного долга, и общество заставит тебя выплатить его с лихвой.

— Обычно дефектных крепостных просто убирали… Ты хочешь их перевоспитать?

— «Дефектных», как ты выразилась, не так уж много, и сейчас я тебе это докажу. Вот представь две ситуации: в первом случае от тебя ничего не зависит, тебе нужно ходить на работу, выполнять норму и радоваться тому, что имеешь; а во втором случае ты можешь за счёт переработок и повешения собственной производительности труда сделать свою жизнь намного лучше, купить новое жильё, машину и так далее. Чтобы ты выбрала, не имея всего этого с рождения?

— Хотела бы я сказать, что мне такое сложно представить, но ведь на самом деле у меня всё это забрали… — Катя опять опускает глаза. — Конечно, второе.

— Верно. А теперь вернёмся к разговору о «дефектных». Зачастую они появляются от безысходности, когда от людей ничего не зависит, когда их жизнь неотличима от бессмысленной беготни белки в колесе. А вот когда ты видишь, как твой сосед ронялся, и понимаешь, что можешь так же, тогда зависть порождает конкуренцию. И велик шанс, что завтра на смене ты сделаешь не пятьдесят заготовок, а шестьдесят. А когда дойдёшь до ста, тебя заметят и повысят.

— Повысят?..

— Если ты сам увеличил свою производительность труда в два раза, значит, сможешь научить и других, а также выступишь для них примером. И потом уже они будут стремиться к лучшей жизни, смотря как ты покупаешь свою первую машину.

— Звучит утопично…

— Возможно, — соглашаюсь я. — Это лишь направление. Ясен пень, что идеального мира не существует, но раз уж у нас есть возможность приблизить реальность к его проекции, почему бы не попробовать? А вдруг получится?

— Ну не знаю… Раньше было проще…

— Монархия — пережиток прошлого, — твёрдо заявляю я. — История это подтверждает.

— История? Эм?.. — Катя щурится и с подозрением смотрит мне в глаза.

— Я хотел сказать «подтвердит». Как говорится: «Поживём — увидим».

— Ага…

— Иди отдохни, — хлопаю её по спине. — Неизвестно когда мы ещё сможем понежиться на мягкой перине…

— Неужели опять придётся жить в палатке?.. — стонет Катя.

— Не на постоянной основе, но исключать подобную вероятность нельзя. Сейчас на меня начнётся настоящая охота, и находиться под камерами — чистой воды самоубийство. К несчастью, наш настоящий противник крайне силён, и самое пугающее — мы не знаем всех его возможностей, поэтому лучше подстраховаться.

— Ладно, пойду полежу… — вздыхает она и встаёт с кровати. — Тоже, что ли, ванну принять…

— Хорошая мысль, — я показываю большой палец. — Отогрейся как следует. Раз уж на дворе снег, надо готовиться к холодам…

— Не люблю мёрзнуть… — сетует Катя.

— Я постараюсь обставить всё так, чтобы нам не пришлось стучать зубами.

— Надеюсь на тебя, — она выдавливает улыбку и покидает комнату.