Оружие для убийцы

— Слышала такой старый пошлый анекдот: «Муж вернулся из командировки…»? Все у него получилось, как в том анекдоте. Вернулся на день раньше, и застукал свою Наташу с любовником. Некто Чугуев Иван Петрович, профессор, заведующий кафедрой органической химии. Лет на пять старше Андрея. Симпатичный мужик. Ну… Для Андрея это было такое потрясение… Выбежал из дому, как полоумный, сел в машину. В бардачке была бутылка коньяка, он выхлестал ее и попер, куда глаза глядят. И задавил какую–то старуху. Насмерть. Если захочешь, при случае Тарлецкого расспроси, он его на суде защищал. — Некрашевич налил себе в рюмку из графинчика. — Вся жизнь — коту под хвост. Тарлецкий хотел построить защиту на том, что он невменяемый был, в состоянии аффекта, все–таки учли бы, но Андрей запретил даже упоминать о Наташе и Чугуеве. Вдобавок пьяный… Тогда как раз началась очередная кампания по борьбе с алкоголизмом, вот его и раскрутили на всю катушку. Пять лет «химии». В лагеря таких бедолаг не сажали, посылали пахать на стройки коммунизма — дармовая рабсила. Общежитие, комендатура, утром и вечером перекличка. Андрей в Новополоцке работал. Каменщиком, бетонщиком, плотником. Передовик производства, общественник — стенгазету выпускал, что–то вроде «Солнце всходит и заходит». Я несколько раз приезжал к нему, деньги привозил, продукты, одежду. Он хорошо держался — не скулил, не хныкал. Наташа после суда развелась, вышла замуж за своего Чугуева. Дома Андрея никто не ждал, на журналистике он давно поставил крест. Уехал на Дальний Восток. Писал мне иногда с Чукотки, Камчатки, Курил — где его только не носило! Хлебнул романтики выше горла.

— Об этом он мне кое–что рассказывал.

— Отлично. — Некрашевич отодвинул тарелку и вытер салфеткой губы. — Значит, подробности можно опустить. А потом его потянуло домой, в Минск. Вернулся, написал пьесу, получил на Всесоюзном конкурсе премию, стал именитым драматургом. Появились деньги. Положил на Олино имя солидную сумму, сберкнижку послал Наташе. Попросил разрешить хоть изредка видеться с дочерью. Книжку Наташа приняла, а встречаться с Олей запретила: ты для нее давно умер! Наверное, боялась, чтобы не рассказал, из–за чего все произошло. Тогда он перехватил Олю возле школы. Подробностей разговора не знаю, но с девочкой случился настоящий припадок. Видимо, Наташа убедила ее, что он — алкоголик, убийца, вот она и испугалась.

— Наташа не любила Андрея, — задумчиво сказала Лариса. — Зачем же было выходить за него замуж?

— Не знаю, — ответил Некрашевич. — Я сам два раза разводился, а дети так и остались моими детьми. Даже теперь, когда они уже взрослые. Просто такой у нее сволочной характер. Но и Оля виновата. Когда Андрей вернулся, ей уже лет четырнадцать было. Не ребенок несмышленый — девица. Кажется, чего проще: поговори с отцом, выслушай. Ему ведь от тебя ничего не надо. Ну, видеть иногда, говорить… С другой стороны понятно — она своим отцом Чугуева считала, он ее вырастил, что ей было до какого–то чужого дядьки! Вот, собственно, и все, не знаю, почему Андрей от тебя это скрыл. Кажется, он еще раз или два попытался с ней встретиться, но из этого ничего не вышло. Увы, насильно мил не будешь. Не знаю, нужна ли она ему сейчас, захотят ли оба примирения через столько лет.

— Она по–прежнему живет с матерью?

— Возможно, квартира у них большая. В девяносто втором умер Лазарев, Наташин отец. На его похоронах я с ними встретился в последний раз. Потом мне рассказывали, что на сороковины они поехали на кладбище, и в их машину врезался грузовик. Чугуев погиб, Наташу тяжело искалечило. Что–то с позвоночником, отнялись ноги. Оля вроде бы отделалась легким испугом.

— Андрей об этом знает?

— Понятия не имею. Он не только с тобой избегал говорить об этом, со мной тоже. — Некрашевич посмотрел на часы и встал. Достал записную книжку, перелистал. — Если тебе интересно, Наташа живет на Парковой. У меня случайно сохранились адрес и телефон.

Глава 17

Виктор Стрижак вошел в Ларисину жизнь случайно. По совету Некрашевича Пашкевич взял его к себе около года назад как специалиста по выбиванию долгов. В то время долги оптовиков уже стали для «Афродиты» серьезной проблемой. Вперед больше никто не платил — предложение на книжном рынке стало явно превышать спрос. Возникали крупные книготорговые фирмы, которые закупали у издательств книги для целых регионов. Обычно на реализацию давалось три месяца, в конце каждого должна была поступать треть платежей. Но оптовики не спешили рассчитываться. Свирепствовала инфляция, прежде чем рассчитаться, должники старались прокрутить деньги в коммерческих банках. Им это давало приличный навар, но больно било по издательствам. Надо было что–то делать. Так появились вышибалы, которые за определенный процент заставляли должников раскошеливаться.