Оружие и чародей

— Ну да. После гражданской войны всем хотелось стабильного, устойчивого правления. Август, урожденный Гай Оставий, ведет свое происхождение от приемного отца — Юлия Цезаря. Юлианское семейство ведет начало от своего предка Юла, сына Энея, а стало быть, и от богини Венеры. В Трое мальчика звали Асканием. В Италии он стал, а вернее сказать, станет Юлом. — Лицо Чалмерса озарилось внутренним светом, и на нем появилось выражение, какое можно наблюдать на лицах европейских просветителей прошлых веков. — Да, именно так все и получилось!

— Что именно? — спросил Ши.

— Помните, я сказал, что Эней на кого-то похож? Теперь я вспомнил на кого. Он просто копия скульптурных портретов Юлия Цезаря!

— О чем вы тут бормочете? — спросила Гармония.

— Да просто разговор двух чародеев, — успокоил ее Ши. — Пошли, док. Не надо испытывать терпение босса. — Они торопливо направились к тому месту, где стояли Эней с Ахатом.

— Мой господин, — обратился к Энею Чалмерс, — дайте мне день, от силы два, и моя магия сработает; я наверняка смогу придумать более действенное заклинание. И к тому же, мы с моим товарищем должны сопровождать вас, чтобы заклинание продолжало действовать.

— Я не ожидал от вас такой самоотверженности и такой преданности, — ответил растроганный Эней.

— Ну и педрида! — пробурчал Ахат.

— О чем это ты, Ахат?

— Я сказал: «Как прекрасно все складывается!», мой господин.

— Ну и отлично. Чалмерс, принимайся за свою магию.

Чалмерс обеими руками взял тонкий диск из бронзы, поверхность которого уже была отполирована до блеска.

— О, Гелиос[35], чьи лучи освещают мир лучами света несравненной красоты и величия, услышь сейчас мою мольбу. Как только согну я это отражающее свет зеркало, молю тебя, изогни лучи излучаемого тобой света так, чтобы они обходили нас четверых, проходили мимо нас и, таким образом, никогда не попадали бы в глаза тех, кто смотрит в нашу сторону.

Медленно, не торопясь он сжимал зеркало, пока оно не согнулось вдвое и не стало полукруглым. После этого он взял зеркало за ручку; оно еще некоторое время излучало какой-то мерцающий свет; потом его поверхность стала густо-матовой, неспособной ни отражать, ни поглощать свет.

— Готово, мой господин! — произнес Чалмерс.

— Что, ты уже закончил? — спросил Эней. — Я не чувствую разницы и абсолютно ясно вижу вас троих.

— Да, но нас-то четверо, — пояснил Чалмерс, — те, кто находится внутри радиуса, ограничивающего область действия моего заклинания, абсолютно невидимы для тех, кто находится за его пределами.

— Тогда пошли посмотрим, что там делается в Карфагене, — приказал Эней.

Их поход был непродолжительным. Они миновали узкую полосу полей, прошли по перелеску и поднялись на невысокое скальное плоскогорье, стоя на котором, они могли беспрепятственно видеть все, что происходило внизу. А там полным ходом шло строительство великого города. Городская стена достигла уже высоты человеческого роста, укрепленные на ней сторожевые башни возвышались над землей футов на двадцать, а из каменоломни все прибывали и прибывали повозки со свежевыпиленными блоками. Стена вместе со сторожевыми башнями росла буквально на глазах. Дома и храмы были уже подведены под крыши; сейчас основная работа кипела там, где многочисленные землекопы закладывали фундамент полукруглой формы, на котором вскоре должен был быть возведен театр. Повсюду вокруг нового города виднелись распаханные поля и молодые, недавно разбитые виноградники, а слаженный труд его обитателей невольно приводил на ум неустанную совместную работу пчелиной семьи.

— Вот как надо строить город! — произнес Эней с нескрываемым восхищением.

— Но никогда ему не сравниться с милым моему сердцу Илионом, — произнес Ахат, смахнув ностальгическую слезу.

Они спустились с плоскогорья и пошли по обработанной земле. Повсюду жители сажали сады, возделывали поля, но никто из них не видел проходивших мимо чужаков. Лишь собаки нюхали воздух и смущенно лаяли.

Пройдя через широкие ворота, они вступили в город, где лязг резцов по камню и удары молотков, забивавших гвозди, доносились отовсюду. Огромные, запряженные быками повозки, грохоча и скрипя несмазанными колесами, подвозили строительные материалы или увозили прочь землю из вырытых котлованов. В центре города зеленела недавно посаженная роща, в глубине которой стоял высокий храм, имевший более законченный вид, чем остальные постройки. Тяжелые двери храма были сделаны из бронзы, и, войдя в них, пришельцы очутились в просторном помещении, где любое, даже шепотом произнесенное слово отдавалось гулким эхом.

Интерьеры храма были украшены выдержанными в реалистичных тонах резными барельефами, большая часть которых изображала батальные сцены.

— Клянусь Юпитером! — воскликнул Эней. — Это же Троянская война!