— Это потом он стал зелен, — возразил Павел Петрович. — Потом, когда выяснилось, что ни мы, ни американцы, ни англичане не могут изготовить правильный конический ствол с приемлемым процентом брака. Только у немцев получилось.
— Да, Василий Гаврилович очень по этому поводу сокрушался.
— И не он один. Думаешь, насадки Янасека от хорошей жизни начали делать? Ну да ладно. Это дела прошлые. Я так понял, парня вы с Николаем на завод переводите?
— Правильно понял.
— Слушай, а пускай он недели на две-три ко мне на полигон съездит, посмотрит. Там сейчас как раз конкурсные образцы отстреливать будут. Понимаешь? Что Иван Сергеевич с переездом не справится?
— Справится.
— Тогда что решим?
— А что тут решать? Ты же завтра уезжаешь, вот и бери его с собой.
В доступной литературе Павлу Петровичу удалось найти только описание трюка с папиросной бумагой. Это было просто. Книга Бернгарда «Работа по металлу» в заводской библиотеке была. Но вот почти совершенные в своей простоте и лаконичности методы разметки и позиционирования заставили задуматься: не может быть такого, чтобы их нигде ранее не применяли.
Просеяв через мелкое сито книги, доступные в областной библиотеке, эксперт ничего не нашел. Технологи с механического и станкостроительного только пожимали плечами. Хорошо, что в Бюро Технической Информации работал старенький патентовед, который, посмотрев эскизы, неуверенно сказал, что лет сорок назад он что-то похожее видел.
В итоге, поиски увенчались успехом. Через месяц Павел Петрович держал в руках заказанную по межбиблиотечному абонементу книгу издательства «Machinery», New York. Небольшой, всего на 56 страниц томик, изданный еще в 1914 году назывался «Precision locating and dividing methods» и содержал подробное описание приемов разметки и позиционирования детали, которыми активно пользовался Светличный, не имевший ни малейшей возможности эту книгу прочитать.
Глава 3
Поблескивающая свежей оливково-зеленой краской машина подъехала к общежитию ближе к обеду.
— Похоже, у полковника утром было много дел, — подумал Юра, с трудом расчищая себе местечко сзади. Все пространство между тянущимися вдоль бортов лавками было заставлено тяжеленными зелеными ящиками и завалено глухо звучащими металлом тюками.
— Устроился? — спросил Евгений Владимирович, и, не дожидаясь ответа, скомандовал водителю:
— Поехали.
Как только машина выбралась на относительно ровную дорогу, Юра поудобнее пристроился у борта, и задремал.
Ему приснилась немыслимо-красивая, всех оттенков зелени молодая листва в свете фонарей, любоваться которой его вчера научила Наташа.
— Посмотри на фонарь сквозь листву, — говорила девушка, чьи глаза в зависимости от освещения меняли цвет, становились то серыми, то бледно зелеными, то начинали отблескивать бледной голубизной холодной воды. — И ты увидишь, что ни у одного художника, даже самого лучшего, не найдется красок, что бы перенести на холст чудо!
Взявшись за руки, как дошколята на прогулке, они гуляли по замершему в ночи парку, пока не ушел последний трамвай. Говорили обо всем на свете, радуясь, как легко приходит понимание. Удивлялись, с каким жадным, заинтересованным вниманием их слушают. О чем, вы спросите? Неважно, отвечу я, в пересказе такие разговоры никогда не бывают интересны.
Потом в голову Светличного ударило озорное желание проверить известную всему городу примету. Он стал на край поросшей мхом чаши старинного фонтана, и, тщательно прицелившись, кинул монетку, стараясь попасть точно в пасть бронзовой жабы, из которой била тугая струя воды.
Монета отлетела прямо в руки Наташе, а Юра, не сумев удержаться на скользком краешке, с грохотом и брызгами свалился в высеченную еще при царях чашу фонтана. Потом он отжимал одежду, спрятавшись за зеленой изгородью аккуратно подстриженных кустов и пытался починить рваную рубаху при помощи английской булавки и пары скрепок, случайно завалявшихся в карманах.
Стало холодно, и они, снова взявшись за руки, побежали к выходу из парка, где их и встретил Иван Сергеевич.
В общежитие Юра вернулся как раз к тому времени, когда его обитатели дружно собирались на учебу.
Теперь, сидя на задней лавке подпрыгивающего на неровностях автомобиля, он с наслаждением перебирал чудесные мгновения прошедшей ночи. Ровно до того момента, как раздумавший дремать Евгений Владимирович задал вопрос:
— А ты, Светличный, для какой цели в теории упругости копался?
— Чтобы убедиться, — не вдаваясь в подробности, и не открывая глаз, ответил Юра. Ему в тот момент очень хотелось вновь увидеть радостно-удивленное лицо Наташи, в руку которой, вертясь, опускается отброшенная струей воды монетка.
— В чем? — не отставал полковник.
— В том, что большинство авторов толстых и умных книг — просто-напросто лукавят, пряча свое незнание за многостраничными заумностями. Для солидности, приправленными высшей математикой.
— А вот это уже интересно, — задумчиво протянул полковник. — Когда ты разговаривал с профессором Новицким, я другое думал.