— Дорога? — Дагейда вытаращила глаза, как в несказанном удивлении, даже по-детски округлила рот. — Какая дорога? Здесь нет никаких дорог. Вот уже тридцать лет тут нет никаких дорог. Я вырастила здесь ели и можжевельник, чтобы было не слишком пусто и скучно. Найдутся здесь и курганы. И даже курганы славных и очень именитых людей! Но никаких дорог тут нет!
У Регинлейв едва хватило самообладания дослушать до конца эту нахальную и издевательскую речь. Ее отчаянно раздражала необходимость стоять в темном лесу рядом с ведьмой и вести с ней какие-то переговоры. Она охотно испепелила бы Дагейду на этом самом месте, если бы была уверена, что с ее смертью разрушатся все ее чары и мороки. Но ведь бывает и так, что со смертью создавшего их чары приобретают вечность и крепость камня.
— Не притворяйся! — крикнула валькирия. — Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь! Ты не мешала бы нам, если бы не знала! Ты уже три дня отводишь нам глаза и заставляешь идти в другую сторону! Торвард не хочет твоей смерти — он не может забыть, что вам дала жизнь одна и та же женщина. Иначе я давно превратила бы в пепел твои лягушачьи кости, как вон те кусты!
Дагейда ответила не сразу. Регинлейв гневно смотрела ей прямо в глаза и видела в них издевательский насмешливый блеск. В синих глазах валькирии вспыхивали и рвались молнии, а в зеленых глазах ведьмы посмеивалось болото — холодное, бездонное. Молнии падают в болото и пропадают, вязнут в нем без следа, никого не поразив. Болото губит любую силу, само не меняясь при этом.
— Скажи Торварду, что ему не получить Дракона Битвы, пока жива дочь Свальнира! — тихо, протяжно, с насмешкой, в которой просвечивала угроза, сказала Дагейда. — Торбранд конунг сам сделал Квиттинг и Медный Лес такими, какие они есть. Он сам отдал его мне. И теперь пусть не просит обратно.
Регинлейв вспыхнула, молния рванулась из ее глаз и ударила в дерево за спиной Дагейды. Но ведьмы уже не было: на том месте, где только что виднелась человеческая фигура, сидела на мху черная жаба с желтыми глазами. Глаза ее дико сверкнули навстречу взгляду валькирии. Рёгинлейв ахнула, не сразу поняв, что это такое. А жаба мигом уползла в щелочку под камень. В этой крепости ей были не страшны никакие молнии.
Темнота над лесом сгущалась, тяжело нависала над головой. Торварду хотелось отдохнуть и обогреться. Собрав поблизости несколько охапок хвороста, он развел маленький костер, снял сапоги, вытащил из мешка кусок обжаренного мяса. Вчера ему удалось подстрелить кабана, но большую часть туши пришлось бросить на съедение зверям и троллям — он не мог все унести с собой, да и съесть не успел бы. Но на сегодня еще хватало, и Торвард был очень рад, что может подкрепиться. О Регинлейв он не заботился — валькириям не требуется земная пища.
За едой Торвард иногда поднимал голову и оглядывал темное небо. Несколько раз ему удавалось заметить отблеск — где-то в лесу валькирия метала молнии в ведьму. «Попадет, не попадет?» — с равнодушным любопытством думал Торвард. Ни за ту, ни за другую он не боялся. Он достаточно хорошо знал обеих, на счастье или на беду, и не сомневался — и ведьма, и валькирия неплохо умеют постоять за себя. И не ему, славному воину, но всего-навсего смертному человеку, вмешиваться в их спор. Одна из них мешает ему, другая — помогает. Исход его дела зависит от того, которая победит. Конечно, достойный мужчина не позволит, чтобы его судьба решалась в споре двух женщин. Но за судьбу Торварда спорили не две женщины, а два мира. А конунг фьяллей достаточно уважал богов, чтобы подчиниться их приговору.
Вокруг было совсем темно. Почерневшие ели качались на невидимом ветру, склонялись друг к другу высокими головами, перешептывались. Торварду было неуютно. Он был совсем один среди бескрайнего Медного Леса. Где-то в глубине сердца просыпался страх. И снова Торвард подумал о мече, ради которого пришел сюда. Дракон Битвы способен победить любую нечисть — великан Свальнир выковал его, чтобы быть в силах одолеть любого из своих собратьев. Если бы Дракон Битвы был сейчас здесь, то все живые и мертвые рати Медного Леса были бы ему не страшны.
Торвард смотрел в тихое пламя костра и думал об отцовском кургане. Здесь проходили люди, целые дружины. Может быть, отец со своими хирдманами и ярлами ночевал на этом самом месте, где сейчас его сын сидит один. Не может быть, чтобы к его кургану не было дороги.
Закрыв глаза, Торвард попробовал позвать отца. Не зря же его матерью была Хёрдис — какие-то из ее способностей должен был унаследовать и сын. Торвард воображал высокий курган, в подробностях описанный ему Ормкелем, тяжелые груды земли поверх бревенчатого наката, небольшой тесный сруб, где отец сидит на медвежьей шкуре с ларцом серебра у ног и Драконом Битвы на коленях. Там темно, душно, глыбы земли давят… И Дракон Битвы бесполезно обременяет усталые колени…