Оружие скальда

На третий день к полудню вдали показался курган с черным камнем на вершине, похожим на сидящего медведя. Торвард в беспокойстве ускорил шаги, тревожась за оставленных хирдманов. Не напал ли кто-нибудь на них за это время? Они были не слишком способны постоять за себя. И как он их разбудит?

Но беспокойство его было напрасно. Все девять хирдманов лежали на тех же местах, где он их оставил, и все так же ровно дышали во сне. Синяк под глазом Эйнара Дерзкого почти сошел, оставив легкую желто-лиловую тень. Пожалуй, к возвращению в Аскргорд он сможет по-прежнему смело поддразнивать девушек.

Присев на корточки, Торвард потряс Эйнара за плечо. Тот мгновенно открыл глаза и посмотрел на него.

— Э, да уже совсем светло! — воскликнул он. — Конунг, чего ты меня раньше не разбудил? Обещал же, что перед рассветом дашь мне тебя сменить. А теперь уже пора идти!

— Да, — ответил Торвард. Он старался говорить спокойно, скрывая и тайное облегчение от того, что теперь сможет, как видно, разбудить дружину безо всякого труда, и стыд от того, что ему предстояло сказать им. — Пора идти. Буди остальных. Мы похороним Торира и Бедвара и пойдем назад к морю.

— Назад? — изумленно воскликнул Эйнар. Он как раз наклонился к Гудлейву, намереваясь его разбудить, но от удивления выпрямился. Боевой Скальд, разбуженный его восклицанием, приподнял длинноволосую растрепанную голову. — Но как же…

Эйнар посмотрел на Торварда, запнулся и не стал больше ни о чем спрашивать. Он был не глуп и понимал, когда в самом деле нужно придержать язык.

Маленькая ведьма с рыжими волосами стояла на самом высоком месте пологой длинной скалы, пересекавшей Турсдален, и смотрела на юг. Через леса и болота она видела, как отряд из десяти человек ровным спорым шагом идет прочь от Медного Леса, к морю. Жадный лежал под скалой, вытянувшись и положив остроухую голову на лапы. Теперь и он мог отдохнуть.

— Отец, он уходит, — тихо говорила Дагейда, ногами слушая скалу. — Они уходят и вернутся не скоро. А когда вернутся… Ты поможешь мне встретить их достойно.

Пологая скала коротко вздрогнула под ее ногами. Дагейда стояла на груди своего отца, великана Свальнира, окаменевшего в мгновение смерти.

Часть третья ПРАЗДНИК СЕРЕДИНЫ ЛЕТА

Бывало так, что случайные бродяги или заблудившиеся в осенних туманах торговцы стучались в ворота Аскргорда и спрашивали, далеко ли до усадьбы конунга. Обитателям усадьбы давно надоело над этим смеяться. В самом деле, Аскргорд трудно было принять за усадьбу конунга — земляные стены высотой в два человеческих роста огораживали не больше десятка построек, где выделялись размерами только длинный хозяйский дом и два дома для дружины. Приметой служил лишь огромный старый ясень, крона которого возвышалась над крышей большого дома и была видна издалека. Этот-то ясень и дал название усадьбе Аскргорд — Ясеневый Двор. Конунги фьяллей ценили усадьбу своих предков, но почти не жили в ней. По обычаю, летом они ходили в походы в чужие земли, а зимой ездили в свои земли, собирая дань, подолгу гостили в усадьбах хельдов.

Большую часть времени Аскргордом правила кюна Хёрдис. Никому из приходящих она не отказывала в гостеприимстве, будь то богатый купец на трех кораблях или оборванный бродяга, объявленный в каком-нибудь из других племен вне закона и изгнанный из родных мест. В усадьбе редко жило больше семидесяти-восьмидесяти хирдманов, но обитатели ее не боялись никого, даже Бергвида Черную Шкуру. Слава кюны Хёрдис охраняла Аскргорд надежнее высоких стен и железных ворот.

Туманным вечером дозорные на мысу разглядели корабль. Получив весть об этом, кюна Хёрдис даже не поднялась с места: сейчас ей не о чем было беспокоиться. В Аскргорде был сам конунг, ее сын. Вернувшись с Квиттинга, Торвард конунг был более замкнут и неразговорчив, чем обычно. Прошло не меньше месяца, а он все не говорил о новом походе. Кюна Хёрдис никогда ни о чем не спрашивала сына, и без расспросов зная самое главное: он потерпел на Квиттинге неудачу.

Услышав о корабле, Торвард даже обрадовался. Долгое сидение дома наскучило ему, он рад был хоть каким-то новостям. Несмотря на дождливую погоду, укрывшую весь фьорд завесой беловатого тумана, Торвард решил сам пойти его встретить. Набросив на плечи плащ из толстой шерсти, он вышел из гридницы, за ним потянулось с десяток хирдманов. Женщины остались у огня, ожидая, пока новости сами придут к ним в теплый сухой дом, а дети и подростки, которыхсырой холодный вечер не мог остановить, гомонящей стайкой побежали за конунгом. Предводительствовала ими, как всегда, четырнадцатилетняя Эйстла, незаконная дочка Ормкеля от одной из рабынь. Несмотря на низкое происхождение, Эйстла была самоуверенна и смела. И Ормкель, хотя и ворчал, все же признавал в ней свою кровь и любил в глубине души.