— Позволено мне будет сопровождать высокородную кюну к святилищу? — почтительно спросил Рагнар.
— Ах да, конечно, если хочешь! — беспечно позволила кюна Аста. — Раз уж ты оказался так далеко от дома, должен же ты почтить богов!
— Мама, пора идти! — В девичью снова вошла Вальборг. И Рагнар заново был восхищен ее красотой. Серое платье она сменила на темно-голубое, с богатой золотой отделкой, поверх него накинула ярко-алый шелковый плащ. Простой ремешок на ее голове был заменен узкой лентой с густой золотой вышивкой. Колец и обручий на ее руках было немного, но все это было золото искусной, тонкой работы.
— Я готова! — отозвалась кюна Аста, которая нарядилась в лучшее платье с самого утра. — Смотри, Эгвальд уже вышел.
Вальборг бросила взгляд в окно и увидела то, что и ожидала увидеть. В гуще пестрой, разряженной по своим вкусам и возможностям толпы мелькали два ярко-красных пятна, как два языка пламени. Эгвальд, в синей шелковой рубахе и алом плаще, держал за руку Ингитору. Оба они были веселы, о чем-то смеялись в кругу Эгвальдовых хирдманов. Наверное, Дева-Скальд забавляла их новыми стихами о позорных похождениях конунга фьяллей. Весь Эльвенэс знает, что сын конунга влюблен в Ингитору. Вальборг уже не раз советовала брату не так явно выказывать предпочтение дочери Скельвира, но он ее не слушал. Вальборг считала, что брат ее в главном пошел в мать — думает прежде всего о том, что доставляет ему удовольствие.
Весь склон перед святилищем Фрейра был заполнен бурлящей толпой. Словно морские волны, она растекалась по долине, освобождая дорогу конунгу и его приближенным. Впереди всех на повозке, увитой цветами и зеленью, везли огромного кабана, выкормленного нарочно для праздничной жертвы Фрейру. Утром его выкупали в теплой воде и расписали круглые розовато-рыжие бока красными священными узорами. Чтобы глупое животное не нарушило торжественного порядка, кабана опоили какими-то травами, и он был благодушен и спокоен, словно кататься в повозке для него самое обычное дело.
Народ встречал кабана ликующими воплями, как самого бога. В нем был залог их благополучия на весь ближайший год.
Ворота святилища были раскрыты, а высокий, больше человеческого роста, идол Фрейра вынесли из дома на площадку, как будто Светлый Ван в свой праздник вышел навстречу людям.
Хеймир конунг первым вошел в святилище и вынес оттуда жертвенный нож и огромные серебряные чаши. Кюн-флинна Вальборг встала возле него, держа два веничка из ветвей можжевельника и омелы. Со всевозможным почтением кабана сгрузили с повозки и подвели к большому плоскому камню — жертвеннику. Вся толпа громко запела славу Фрейру, и сестре его Фрейе. Эгвальд сбросил красный плащ на руки Ингиторе, закатал рукава рубахи и подошел к отцу. Взяв с жертвенника нож, он трижды провел им над огнем, освящая для принесения жертвы. Песня стала громче.
Трое самых знатных хельдов уложили кабана на спину, а Эгвальд одним сильным ударом вонзил жертвенный нож ему в сердце. Вальборг и кюна Аста подставили большие жертвенные чаши под бьющую струю темной крови. Толпа ревела — Фрейр принял их жертву.
— Послушайте меня, слэтты! — воскликнул вдруг Эгвальд. Его одежда, руки, даже лицо было забрызгано кровью, благословившей его на все задуманные дела. Толпа притихла, слушая, что скажет им будущий конунг.
Эгвальд снова повернулся к кабану и положил правую руку на голову жертвенного животного.
— Над священной жертвой я даю обет в этот день! — воскликнул Эгвальд, и толпа затихла до самых дальних рядов. — Я клянусь отправиться с войском к конунгу фьяллей и не знать покоя до тех пор, пока не одолею нашего врага! И я прошу богов помочь мне в этом!
Едва он кончил, как сотни мечей со звоном ударились о щиты. Громкими криками и звоном оружия хирдманы и хельды выражали согласие с решением конунгова сына. О новой войне с фьяллями все думали давно, и все мечтали о походе, который даст слэттам новую добычу и новую славу. Со всех сторон мужчины устремились к жертвеннику. Каждый клал руку на тушу кабана и клялся последовать за Эгвальдом.
А Эгвальд посмотрел на Ингитору. Лицо ее горело, глаза блестели, как звезды. О такой клятве она мечтала с тех пор, как ушла из дома, как попала в усадьбу конунга. У женщины нет сил, чтобы поднять меч, — она просила богов дать ей того, кто поднимет меч ради ее мести. И вот она его нашла. Трудно найти мстителя лучше, чем сын конунга и его дружина. А клятва Фрейру над жертвенным кабаном — уже не пустые слова. Цель ее близка.
Ингитора восхищенно улыбалась Эгвальду, видела в его лице торжество, надежды, воодушевление. Брызги крови темнели на его лице, и вдруг душа Ингиторы наполнилась тревогой.