Оружие скальда

— Ты не знаешь! — сказала кюна. — Ты не знаешь, что здесь тогда было! Думаешь, все фьялли очень обрадовались, когда Торбранд конунг привез из Медного Леса ведьму и объявил ее своей женой? Нет, милый сын! Гораздо больше людям хотелось надеть мне на голову кожаный мешок и забросать камнями! Они думали, что я околдовала конунга! И отец твоего Ормкеля кричал громче всех! А если бы я еще притащила из леса «великанье отродье», то нам обеим было бы несдобровать! Нет уж, я спасла себя, а она спасла себя, каждая как сумела! И может быть, она сумела это лучше, чем я…

Голос кюны вдруг упал, стал слабым и тихим, так что Торвард впервые в жизни ощутил странную жалость к матери. Но сам себе он приказал не доверять этому чувству. Кюне Хёрдис нельзя доверять.

— Ведь я — человек по рождению, — так же тихо продолжала она. — Человек со всеми его слабостями и болью. А она — человек только наполовину. Она не знает ни грусти, ни любви. Она знает только два чувства — злость и радость…

Торвард молчал. Перед глазами его, как болотный огонек, смутно мелькало лицо Дагейды, бледное, с горящими зелеными глазами. Злость и радость…

Кюна Хёрдис вдруг встряхнулась, подняла голову.

— Я говорила вот о чем, — решительным голосом, без следа недавней слабости начала она. — Тебе нужно покончить хотя бы с одним из двух противников. У тебя сейчас нет сил разбить войско слэттов, если они пошлют ратную стрелу по всему племени. Значит, тебе нужно помириться с ними. У Хеймира конунга есть дочь. Она невеста, ты это слышал. Ты должен посвататься к ней.

— Что? — Торвард не верил своим ушам. Вся грусть слетела с него в одно мгновение. — Посвататься к дочери Хеймира?

— Да! — непреклонно ответила кюна. — И этот поход — хороший случай. Теперь тебе следует предложить слэттам мир. Пока сын Хеймира у тебя в плену, он будет сговорчив. Ведь других сыновей у него нет. Предложи ему вернуть сына за выкуп.

— И попросить, чтобы выкуп за брата привезла кюн-флинна? — насмешливо спросил Торвард. Он не верил в эту затею.

— Нет. — Кюна посмотрела на него со скрытой многозначительной насмешкой, и Торварду снова стало не по себе. — Ты ведь очень хотел повидать Деву-Скальда. Пусть выкуп привезет она. Здесь она не станет порочить тебя стихами — ей ведь захочется вернуться домой невредимой и привезти Эгвальда. А может быть, тебе будет от нее и еще какая-нибудь польза.

Торвард застыл на месте, пораженный словами матери. Это не приходило ему в голову, но показалось самым правильным и даже необходимым решением.

Кюна Хёрдис, не прощаясь, поднялась с места и пошла к двери в свой спальный покой. Положив руку на бронзовое кольцо двери, она обернулась.

— А что касается кюн-флинны Вальборг, то ее тебе и звать не придется, — сладко, заманчиво сказала кюна. — Может быть, Вальборг приедет к тебе сама.

Часть четвертая ЧЕРНЫЕ БЫКИ НЬЁРДА

Ингитора стояла на Корабельном Мысу и смотрела в море. Прямо в лицо ей дул сильный ветер, несущий множество мелких холодных брызг. Ингитора мерзла и обеими руками стягивала на груди длинный плащ из толстой зеленой шерсти. Вообще-то это был плащ Эгвальда. За время жизни в Эльвенэсе Ингитора достаточно разбогатела от подарков конунга и кюны, у нее было много своей одежды, но в плаще Эгвальда было теплее, будто он сам где-то рядом.

Но упрямый ветер забирался и под плащ, он успел застудить серебряные застежки и цепи на груди Ингиторы, и они казались ей чем-то вроде тяжелых ледяных доспехов, которые надевают в день битвы инеистые великаны. Ингитора стояла здесь очень давно, с самого рассвета. Это ожидание было достаточно глупым — если бы корабли Эгвальда показались возле пролива, то столбы дыма дали бы Эльвенэсу знать об этом. Но знака не было. Время от времени показывались лодки рыбаков, торговые снеки, два раза с утра прошли боевые корабли, узкие и длинные, как щуки. Но это не были корабли Эгвальда, и для Ингиторы море оставалось пустым.

Ветер дул ей навстречу, отбрасывал назад волосы, как будто хотел вовсе сдуть со скалистого выступа тонкую женскую фигурку в тяжелом зеленом плаще. От ветра полы плаща задирались, ярко-красное платье Ингиторы развевалось, и она приобретала сходство с диковинным цветком, который заклинание колдуна вдруг вырастило на этом буром каменистом берегу, где растет только низкий упругий мох.

Ингитора смотрела в море и думала об Эгвальде. Он заполнил все ее мысли. Ее не оставляли дурные предчувствия, и Ингитора судорожно втягивала ноздрями соленый ветер, словно надеялась, как Ормхильд, унюхать духов. Надеялась и боялась. Ее неотвязно преследовали укоряющие взгляды Вальборг, говорящие: «Ты послала его на смерть!» Все конунговы дочери на свете не могли бы смутить Ингитору, если бы она думала иначе и верила в свою правоту. Но в глубине души она думала так же, хотя сама себе не хотела в этом признаваться.