— Это твои четыре колдуна нагнали тумана! — сказала Ингитора. Ормкель даже не посмотрел в её сторону. Он подозревал, что зловредная Дева-Скальд сейчас даже слишком права.
Перед полуднем небо потемнело. Море бурлило. Разыгрывался шторм. Ормкель мог бы радоваться, что сбылись его предсказания, если бы это не грозило большими бедами. Ветер и волны сбили корабли с пути и понесли прочь от Квиттинга.
— Что я тебе говорил? — орал Ормкель, с ног до головы мокрый.
— Не вижу ничего страшного! — также во весь голос отвечал ему Хьёрт, пытаясь перекричать рев бури. — Нас уносит от Квиттинга, скоро мы увидим берег граннов. Там есть места, где переждать!
— С чего ты взял, что нас несет на юго-запад?
— А больше тут некуда! Ты что, вчера родился? До Квартинга еще далеко!
— Хель и Мидгард знают, с какой скоростью нас несет этот проклятый ветер!
— Но в Среднем Проливе больше некуда деваться! Слава Одину, до открытого моря еще далеко!
Ингитора с Хальтом сидели в кожаной палатке под кормой, но и здесь им было мокро, холодно и неуютно. Ингитора впервые в жизни попала в шторм, и ей было очень страшно. Всем телом она чувствовала, как корабль то взлетает на волне, то стремительно бросается вниз — так и кажется, что он летит прямо на дно, в обитель Эгира, и никогда не вынырнет! У нее захватывало дух, сердце холодело и подпрыгивало к горлу, едва успевая опуститься вместе со всем остальным. Голова кружилась так, что Ингитора порой не сознавала, где верх, а где низ. Из всех мыслимых желаний у нее оставалось одно — скорее назад на твердую землю!
Присутствие Хальта ее несколько подбадривало, и она крепко держала его за руку. Ведь альв не может утонуть! Ведь не только сочинять стихи он умеет! Она верила, что альв сумеет их спасти, если будет совсем плохо, но все равно переживала далеко не самые приятные часы в своей жизни.
— Что, ты немного испугалась? — с насмешливой заботой расспрашивал ее Хальт. Он откинул капюшон, на его лице виднелись капли воды. Ингитора пыталась поймать его взгляд, но не могла различить его глаз. — Путь к возлюбленному твоего сердца не так-то прост! Это всегда так бывает! Зато как приятно будет тебе рассказать ему, каким ужасным опасностям ты ради него подвергалась!
— Ничего не будет приятного! — стуча зубами от холода, отвечала Ингитора. В голосе Хальта была издевка, и это было еще неприятнее шторма. — Это ты, должно быть, вызвал шторм!
Хальт расхохотался, и Ингитора подумала, что так оно и есть. В этот миг «Серебряного Ворона» так встряхнуло, что у альва булькнуло в горле, и Ингитора испугалась, что он подавится своим смехом.
— Хватит, пожалуйста! — взмолилась она. — Я знаю, тебе нравится меня мучить, но другие-то в чем виноваты!
— Я и не думал тебя мучить! Я помогаю тебе как могу. Я же не виноват, что у Торварда мать колдунья. Я уже почти сдержал свое обещание — дал тебе войско для мести за отца. А ты меня обманула!
Лицо Хальта вдруг стало страшным, как морда тролля. Ингитора вздрогнула, выпустила его руку и отодвинулась в дальний угол тесной палатки. Иногда она так боялась Хальта, как будто он мог съесть ее. В такие мгновения она с неожиданной резкостью ощущала, что он — существо другого мира, непонятного и угрожающего. Может быть, он ее и не съест. Но Ингитора опасалась за свой рассудок. В его глазах светилось безумие.
— Ты влюбилась в него! — прошипел Хальт, и сейчас он казался Ингиторе злее лесного зверя. Корабль по-прежнему качало и бросало на волнах, но она почти забыла о шторме. — Ты хочешь бросить меня ради него! Ты хочешь выйти замуж, стать кюной, нарожать детей! Ты будешь нянчить их и менять им пеленки, как все женщины, не умеющие связать двух слов! По-твоему, это гораздо лучше, чем быть скальдом!
— Ничего подобного! — отчаянно крикнула Ингитора. — Я вовсе не думаю, что это лучше! Но…
Она не знала, что сказать. Обычная жизнь женщины в глазах альва выглядела смешной и жалкой. Ингитора сама не знала, чего она хочет. Даже Эгвальд сейчас казался ей далеким, образ его побледнел и почти растаял. Здесь, на корабле, которым играли дочери Эгира, осыпая тучами холодных брызг их жалкую палатку, весь мир казался придуманным, ненастоящим, а единственной истиной был он, хромой альв. Он не принадлежит этому миру и неподвластен ему, поэтому он — единственная правда, которую знала душа Ингиторы. Единственное, что имело настоящую ценность в ее жизни. Можно потерять все — но гость из Альвхейма не изменит ей, потому что беды и перемены земного мира не имеют над ним власти.
— Я не люблю никого другого, никого, кроме тебя, слышишь ты, колченогое чудовище! — отчаянно закричала Ингитора. — Я знать не знаю никого, кроме тебя, у меня во всем свете нет никого, кроме тебя! Слышишь ты?
— Слышу, слышу! — Хальт повернулся к ней и сам взял ее за руку. Он и не подумал обидеться на «колченогое чудовище» и сиял, как будто вернулся в родной Альвхейм. Он знал, что в этом крике прорвалась невозможность Ингиторы освободиться от его власти, и радовался, потому что слова ее были правдивы. Его жертва снова безраздельно принадлежала ему.