Пшено разлетелось от воздушного напора, под ногами у петуха осталось всего лишь несколько крупинок. Две или три. Что он выберет, жизнь или смерть?
В этом святилище не было место тишине. В ожидании дыхание толпы стало невыносимо громким, невыносимо зловонным. Не хватало жестов большого пальца, указывающего на горло: «Убей! Убей!»
Но жрица не поддалась настроению толпы. Она снова склонилась над петухом, чтобы взять его на руки и вынести во двор, а там отпустить. И когда ее пальцы коснулись золотистых перьев птицы, она вдруг взяла приманку, склевала те несчастные два зернышка, которые и стоили ей жизни.
Мамбо не медлила ни секунды, будто сама опасалась расправы. Она схватила петуха, подбросила его к потолку и сломала ему лапы и крылья – но не хладнокровно, а упиваясь своей властью над бедным созданием. Клюв петуха раскрылся, в глотке застрял крик боли; наружу вырвался лишь хрип. Жрица впитала его, подрагивая чувственными ноздрями, и свернула ему голову. И бросила подрагивающее тельце наземь. Под одобрительный гул верующих она запустила руку в кулек и выложила на умирающей птице крест из муки – символ четырех сторон света.
И тут снова грянули барабаны. Танцоры так скоро вошли в ритм, что, казалось, они не переставали плясать. Минута, две, и они впали в транс, попадали на землю, вывернув руки.
То, что нужно. Настала та минута, когда каждым из них овладеет божество.
Какое? Их больше тысячи. Ни за что не угадать. Но можно увидеть. В семидесятилетнюю старуху, корчившуюся на полу в собственной моче, вселился Легба – хранитель врат в потусторонний мир, старый и хромой демон. Он никогда не обделял ее своим вниманием. Без Легбы не открыть врата, не добраться до демонов. С новой силой толпа, ползающая по земле, прокричала: «Да распахнутся врата!»
И они распахнулись. Из них натурально выползли на четвереньках хромые; некоторых парализовало, и они не смогли подняться с земли.
Странная пара – старуха за шестьдесят и девушка лет шестнадцати, чьи тела переплелись в самом начале служения, вдруг бросились к чану и разом погрузили головы в воду; в них вселился змеиный Бог, сам одержимый водой. Жрица спасла им жизнь: если бы она не припасла воду, одержимые змеиным демоном бросились бы в реку и утонули.
Мужчина в цветастой жилетке стал добычей Барона Субботы – демона царства мертвых. Он встал с земли, с достоинством отряхнул безрукавку, степенно подошел к треногой вешалке и снял черный фрак. Облачившись в него, он сунул в рот курительную трубку и только после этого макнул руку в банку с белой краской и выкрасил лицо.
Теперь, за исключением жрицы, все приняли облик овладевших ими демонов. Сама Мамбо была готова принять богиню любви и плодородия. Была готова, высмотрев в толпе мальчика четырнадцати лет, даже протянула к нему руки, чтобы поманить его к себе, а потом и заключить в объятия. Но, также втянутая в ритуал, вдруг увидела, как вытягиваются ее руки. Пара мгновений, и вот они уже могут достать до верхушки столба, несколько раз обвиться вокруг него.
«Ну и ручищи у тебя!»
В нее словно попала молния. Унижение, которое она испытала в своем гостиничном номере, выперло с новой силой. Она словно получила удар током, и ненависть, затаившаяся в ней, исказила ее лицо, скрутила ее нескладные мужские руки. Ее взгляд ожег мальчика, и тот, напуганный, выбежал из святилища.
– Концерт окончен, – ватными губами чуть слышно прошептала Мамбо. И повторила: – Концерт окончен.
Она ушла, оставляя на полу гордую птицу в луже собственной крови и бесноватую толпу…
Мамбо не раз раскладывала по косточкам поведение фона, начиная с того дня, когда он в общих словах выразил свое решение, и заканчивая днем сегодняшним. Этот день еще не закончился, но листок календаря уже сейчас можно было отрывать, складывать голубем и выпускать из окна.
Пожалуй, только сейчас Мамбо пришла к выводу, что фон играл на своих чувствах, словно вербовал людей для работы со стороны. Акция в Москве была направлена против невестки, и была она примерно наказана. А что же внучка? Она была ему наполовину чужая. Полукровка. Фон не сказал таких слов, но они читались в его взгляде, в его жестах, наконец, в его решении, которым он отдавал внучку на попечение в храм. Что означало – под личную опеку жрицы.
Обуза.
Теперь Мамбо ответственна за нее. И случись что с полукровкой, фон спросит за нее как за родную кровь.
С другой стороны, Мамбо нашла немало полезного в опеке. Она никогда не задумывалась над тем, будут ли у нее последователи. Она молода, хотя багаж знаний у нее богат. Она была одной из самых молодых жриц культа, который проповедовался более чем в пятидесяти странах. Теперь она твердо решила, кому передаст свои знания, свой опыт, который с годами будет только богаче.