– Хорошо, что у вас потерялся самый большой инструмент, а не два поменьше.
Адвокат посмотрел на него с сожалением и не удержался от шпильки:
– Виолончель – это не то, что вы думаете.
– Вы умеете читать мысли?
– Образы. В вашем представлении виолончель – африканский барабан с палкой.
Директор поманил его за собой.
Они вышли из музея, который нашел себе место на вершине холма, и вышли на задворки – обратную сторону улицы ремесленников, в общем-то, приличный сквер, а точнее сказать, театр под открытым небом. Он представлял собой вымощенную природным камнем площадку размером с пару теннисных кортов, со скамьями в два ряда. Между партером и сценой имелся проход, по нему-то и прошли хозяин и гость и поднялись на сцену. Николаев встал лицом к пустому залу – как исполнитель, директор спиной – как дирижер.
– У меня в кабинете вы говорили про фонограмму, – напомнил он.
– Да.
– Это не прозвучит слишком фальшиво?
– Вы сами все услышите, – ответил Нико.
– Вы умеете интриговать. Пожалуй, я буду ждать вашего выступления с нетерпением.
– У меня богатый опыт выступления под минусовку. Минус-фонограмма – это запись аккомпанемента, – был вынужден пояснить адвокат. – Музыканты, артисты используют этот прием, когда на концертах нет возможности настроить оборудование. У нас нет возможности выступить полным составом.
– Пусть будет так. Что еще вам может понадобиться?
– Музыкальный центр с CD-приводом.
– Припоминаю, вы что-то говорили об этом. Я принесу из дома свой. – Директор улыбнулся.
Это была четвертая группа русских, которую, по выражению Ниос, она пасла на пару с Кимби. С подачи Леонардо, который и других заразил своей подозрительностью, русские музыканты не могли не попасть под его пристальный взгляд; фактически четверка камерунцев жила на измене.
Кимби занял место во втором ряду, отметив, что публика, явившаяся послушать русских музыкантов, отчего-то предпочитала последние места первым. Осталось свободными около двадцати мест.
Он бесцельно вертел в руках программку с фотографией артистов и названий исполняемых ими произведений. Было заметно, что листок с перечнем прошел через принтер – скорее всего, принадлежащий директору музея; траурная надпись виделась штемпельным оттиском: "…ввиду утраты части музыкального оборудования концерт пройдет под фонограмму».
«Опля!» Именно это восклицание выскочило из рта Леонардо. «Никакие они не музыканты». – «Ну так проверь», – распорядилась Мамбо. И повела себя странно, как будто была придворной дамой. Она сказала Кимби, что явится ко второму акту представления. Причем когда она явится, Кимби должен будет покинуть зал. Только спустя часы Кимби понял: жрица предчувствовала аншлаг.
До начала концерта оставалось двадцать минут, а на сцене хоть шаром покати. Это не считая смехотворного музыкального центра, который был не способен как следует оглушить даже в туалетной кабинке. Кимби против воли настраивался на громкую музыку, он бы с удовольствием послушал вживую свой любимый хип-хоп.
Катала заканчивал суетиться на сцене, подключая к музыкальному центру микрофон и расставляя колонки. Вернувшись за кулисы, он заметил Нико:
– Контрабас-то у нас как нельзя кстати увели. Лично мне ни играть, ни подыгрывать не нужно.
– Заткнись, – процедил сквозь зубы Николаев. – Не твоя вещь пропала. Мне еще отдуваться за нее.
– В смысле мне не понять всей полноты утраты? – Катала по-мхатовски широко развел руками. – Только не я, а ты накаркал – еще в Москве: мол, сошлемся на пропажу инструмента.
Адвокат тяжело вздохнул. Его часто посещала одна и та же мысль: «Где один инструмент, там и другой». Он мог себе признаться в том, что, в общем-то, рад неразборчивости чернокожих воров: они могли украсть и скрипки тоже. Но позарились на большой инструмент, подходя к этому вопросу так, как делают это охотники за вторчерметом: чем больше и тяжелее, тем лучше.
Нико не ожидал, что зал будет полон. И ему пришлось вспомнить, что значит выступать при полном аншлаге. То было давно – в музыкальной школе, где экзамены сдают в присутствии родителей, педагогов, учеников. Старший экзаменационной комиссии по очереди вызывает учеников, объявляет название и авторов произведений, обычно исполняется три вещи. Когда это необходимо, на сцену поднимается и концертмейстер, разучивающий партии с исполнителями. Но концертмейстер – еще и солист оркестра. Так что Нико сегодня, «заказывая минус-фонограмму», выступал как бы в двух ипостасях.
Стояла страшная жара. Над сценой полоскал на легком ветру тент. Ветерок был слабым утешением для Николаева, который вышел на сцену во фраке. Он здорово смотрелся на фоне зрительного зала, заполненного исключительно чернокожими. Все без исключения женщины были в цветастых платках, повязанных на манер тюрбана. Некоторые мужчины пришли без головных уборов, но большинство носили тюбетейки, а некоторые поверх этой восточной шапочки надели аравийские косынки.