В поселке ему придется хранить ее в разобранном виде, и Жевун уже сейчас решил потренироваться. Он отсоединил глушитель, обнажая коротенький ствол. Сложил приклад – алюминиевый каркас, обшитый пластмассой. Снова собрал и, прихватив из чемодана запасные магазины, хранящиеся в отдельных гнездах, быстрым шагом направился к африканскому скиту. Улыбнулся – впервые за последние дни: «Только бы мобильник Катала не положил жрице за пазуху». Он простил, почти простил его.
Николаева и Каталина разбудил телефонный звонок. Алексей глянул на экран, на котором высветился номер мобильника, оставленного в ските: звонить мог или выздоровевший Паша, или воскресшая жрица. Отметив время, толкнул товарища, который притворялся спящим. Катала открыл один глаз и недовольным, сиплым со сна голосом огрызнулся:
– Чего?!
– Ничего!
На протяжении многих дней утро для них начиналось одинаково. Они походили на двух заблудившихся в африканской пустыне псов; лаяли друг на друга («Чего?!» – «Ничего!»). Однажды едва не подрались. Остывать пришлось самим – разводил, кроме «маленького доктора», на много миль вокруг днем с огнем не сыщешь.
На этом плато было множество мест, где укрыть машину и укрыться самим сложности не представляло. На одну из террас, которая топорщилась полутораметровыми уступами, представляющими собой природное ограждение этой гигантской полки, они сразу, фактически без разведки, заехали на машине, и случилось это в тот день, когда на их пути неожиданно появилась стая саранчи. Они даже нашли место, где можно было развернуть громоздкий «Лендровер». А под утро они, вооружившись ветками колючего кустарника, похожего на чилигу, заметали следы. Дошли до скита, где над Живновым был совершен жуткий ритуал, заглянули в пролом. Внутри никого, кроме мертвой жрицы, распространяющей на всю округу непереносимый смрад; ее даже гиены не тронули. Николаев дернул головой и отступил назад. «Ты чего?» – шепотом спросил Катала. «Ничего. Иди и нюхай свою Галатею». Каталин пожалел о том, что не запасся вовремя препаратом наподобие ментолового геля, который отбивает любой, даже трупный запах.
Он, по его собственному признанию, «в этой жизни отбоялся». Сейчас был готов забрать свои слова обратно: он до тошноты боялся увидеть не один труп, а два. Ни тем вечером, ни следующим утром им не удалось даже близко подъехать к «Загнувшемуся отшельнику», что входило в планы Каталина.
…В своем джипе Вергельд посадил Сюзон на колени и снова что-то шепнул ей на ухо. Она нашла глазами Николаева и помахала ему рукой. Он по-военному коснулся пальцами виска и улыбнулся девочке. Все произошло так быстро и до некоторой степени неожиданно, что Нико растерялся. Не сразу сообразил, что смотрит вслед удаляющимся машинам и боковым зрением видит джипы, которые остались на месте. «Так оно спокойнее», – слышит он голос Гвидона. Как будто и не было знакомства с Вергельдом, тех немногих, но насыщенных минут, за которые тот успел произвести на собеседника неизгладимое впечатление. Очаровал? До некоторой степени. Он не хочет появляться в публичных местах, быть узнаваемым. Он боится, что это может вырасти до неприличия, когда тебя просто обязаны приглашать, а на деле ты – обуза. И без перехода спросил у Нико, словно был корреспондентом: «У тебя есть мечта?» Николаев мечтал жить на воде – в лодочном домике или на барже. Жить в каюте, ходить по палубе, засыпать под легкий плеск волн – это ли не идиллия. Нет, он не хотел за границу как таковую: ему уехать – только паспорт в карман положить.
Этот сорокакилометровый участок дороги был широким и ровным, как автострада. Три автомобиля, центральным из которых был джип «Пежо», принадлежащий Мамбо, уносились прочь от поселка. Адвокат видел не ночь впереди, а черноту космоса, о которую разбивался земной свет фар. Это ощущение было тем более верным, что вскоре нашло свое подтверждение: оба джипа сопровождения, которые фактически взяли «Пежо» в коробочку, отвалили в стороны на самом широком участке дороги, постепенно сбрасывая скорость, и походили они на ступени ракеты, отработавшие свое на разгонном этапе. Красиво, ничего не скажешь. Вергельд умел встречать и умел провожать. И предупреждать – тоже. И можно было забыть о том, чтобы вернуться к товарищу, который загибался в каменном мешке. Нико в то время был готов убить Каталина. А тому хоть бы хны. Сидит на заднем сиденье и о чем-то шепчется с Мэрион. Прощается, падла! Проникся, сволочь!
С Мэрион они попрощались на окраине Нджамены, в полукилометре от границы с Камеруном. Шестнадцать дней они были рядом. А время пролетело, как один день. Нико вручил Мэрион тысячу шестьсот долларов. Катала предложил округлить до полутора. Мэрион покачала головой, улыбаясь. Для нее это были большие деньги. И все же округлить – до двух тысяч – пришлось. Николаев стукнул себя по лбу: ей же в столицу возвращаться, а это три дня. Она уходила в сторону пограничного пункта, голосуя на ходу. Но теперь она была одна, без девочки, и не похожа на цыганку.