Оружие в его руках 2 (СИ)

Внутри все горело. Мне было тяжело дышать, словно в легкие набросали разбитого стекла. Я почувствовал такую всепоглощающую ярость, что единственным моим желанием было убивать. Я хотел расплаты. Я остался один в этом кровожадном мире и теперь придётся играть по их правилам. Они хотели войны? Они ее получат. С кровью и невинными жертвами.

Дом родителей Андреа находился в паре кварталов от нашего поместья. Я слишком быстро для нелюбящего мужа добрался до него и, не дожидаясь, когда мне откроют дверь, ворвался в дом. Франческа ахнула, увидев меня в холле своего дома. Она что-то протестующе блеяла, словно знала, зачем я пришёл. Вероятнее всего, моя любимая Андреа уже успела предупредить мамочку. Я рывком оттолкнул ее и прошёл в гостиную. Там за газетой сидел Хьюго. Он заметно похудел, осунулся. Плечи устало сгорбились, словно складной столик. Заметив меня, он медленно убрал газету.

— Что-то случилось?

— Случилось, конченный ты ублюдок! — Я выхватил пистолет из-за ремня брюк и одним нажатием выстрелил в мужчину. Франческа позади меня ахнула и вцепилась в мои плечи, царапая и крича, что ее муж ни в чем не виноват.

Я оттолкнул ее и вышел в коридор, но женщина гналась за мной, кричала, посылала проклятья. Ее голос давил на меня так сильно, что хотелось закрыть руками уши, хотелось никого больше не слышать. Я чувствовал горечь предательства, жгучую ненависть и боль. Грудь сдавило, то ли от предательства, то ли от страха. Все скоро выйдет наружу, если я не возьму себя в руки. Но с начала я должен была заставить замолчать Моретти. Она действовала мне на нервы. Я наотмашь ударил по щеке женщину, а та, не удержавшись, упала, цепляя головой угол лестницы. Кровь растеклась по паркету, глаза женщины закатились, она издала последний вздох и умерла.

Я не хотел ее убивать. Она была неплохой женщиной. Если бы Моретти молчала, если бы она просто, черт возьми, молчала!

Затолкав тела родителей своей неверной жены в салон их машины, я подъехал к порту, где меня уже ждали люди моего отца. Дорогой и не любимый мой папочка терпеть не мог Хьюго, и узнав о его несчастной кончине, великодушно предложил выбросить его тело за борт. Но я же не могу так поступить со своей драгоценной женой? Я привезу ей тела отца и матери, чтобы попрощаться.

Все кончено. Я начал открытую войну против своего брата. И я ее выиграю, потому что он слишком поздно влился в эту игру.

Телефон снова зазвонил и теперь на экране высветилось фото моего братца. Я снял трубку и будничным голосом заговорил:

— Слушаю, братец.

— Все готово? Мы сейчас полетим в Париж, чтобы не терять время.

Эти голубки не могут друг другом насытится. Я рассмеялся.

— А ты не мог бы оставить мою жену в Нью-Йорке, я вылетаю ближайшим рейсом после отгрузки баржи. Соскучился и послал ей подарок.

На той стороне послышалось протяжное мычание, а потом безучастным равнодушным голосом мне ответили.

— Хорошо.

Наши родители так тщательно пытались сохранить свою историю «Корсиканского союза», что любая вещь, способная омрачить их репутацию, казалась катастрофой. Мне же, как тому самому бельму в глазу моего отца, было плевать на них и на их репутацию. Я был уродством и долгое время чувствовал себя им.

Мой отец корпел над производством опиумной продукции, как мать корпит над своим ребёнком. Он сделал бы все, лишь бы только его наследие осталось в целости. Жаль, что эту целостность я испорчу быстрее, чем догорит спичка. Пока мой папаша, точно так же как и мой брат, резвится с какой-нибудь молоденькой шлюхой, я уже все подготовил. И рассчитываю я теперь только на себя.

— Груз прибыл пятнадцать минут назад, — оповестил меня начальник порта, когда я сидел в комнате отдыха и курил сигарету. Мой безразличный взгляд остановился на его почти что белом лице. — Ваш отец доставил нам тридцать килограммов. Какие будут указания?

— Утопить половину, а другую половину принеси сюда. — я снова затянулся и широко улыбнулся, увидев растерянное выражение лица мужчины. — Ты оглох?

— Как прикажете, сеньор.

Лениво потушив окурок, я поднялся, поправляя пиджак, и вышел вслед за этим пресмыкающимся, который бежал передо мной и трясся, словно осиновый лист. Жизнь хорошенько потрепала этого бедолагу. Это заметно по его ссутуленной спине и по морщинам, которые заполонили его лицо. Сейчас меня это мало волновало. Меня волновала лишь кровь моих несносных родственников, которая будет течь по моим рукам, словно шелковые ткани. Я улыбнулся.

— Когда позвонит отец, скажешь, что груз передал Луиджи. — Я сунул в его карман свёрток с изображением президента. — Выполнишь все как надо, заплачу в три раза больше.

Я знал, что этот бедолага нуждался в деньгах. Навести справки, имея фамилию Россини, это тоже самое, что щёлкнуть пальцами. Его жена больна и уже который год находится в больнице, его старший сын сидит в тюрьме за избиение, а дочь — его единственная услада для глаз. Она умница отличница, которой на образование нужны колоссальные деньги.