Он молча прижал меня к себе, снова кладя свою голову на мою. Его размеренное дыхание успокаивало меня. Мы, казалось, могли так простоять вечность, если бы на кухню не зашла Моника. Она остановилась, как вкопанная, заметив нас обминающихся.
Интимность момента была прервана и неправильно понята подругой. Она радостно захлопала в ладоши и обняла нас, заслоняя своим телом. Грудь Хосе затряслась от смеха, а мое лицо стало красным от смущения. Еще предстояло как-то объяснить подруге, что мы до сих просто друзья.
Девушка с ликующим выражением лица уставилась на нас. Она, кажется, совсем забыла про фильм, который мы включили в кино-зале и про наше любимое мороженое. Моника оценивающе оглядывала нас с разных сторон, а потом резко оторвала нас друг от друга и крепко обняла меня.
— Если ты, дурилка картонная, думаешь, что можешь отнять мою лучшую подругу, то вот тебе, — она показала брату средний палец. Я громко расхохоталась. — А если серьезно, Андреа, ты, кажется, забыла, кто твоя лучшая подруга.
— Хосе тоже может претендовать на роль лучшей подружки. — Невинно пожала плечами и поймала вопросительный взгляд друга. Он ехидно усмехался.
— Ну что, девчонки, на шугаринг и по магазинам? — Он, в привычном для него движении, положил свои руки нам на плечи. Мы с Моникой переглянулись и залились хохотом, согнувшись по полам. Из глаз текли слезы, но мы не могли остановится. — Или в клуб?
Мы перестали смеяться и посмотрели друг на друга. Выражение лица Хосе ничего не выражало. Было заметно, что он не пошутил, но и на полную серьезность было рассчитывать страшно. Особенно, после того, как мы вчера поступили с ним.
— Ты же шутишь, — я склонила голову и слегка улыбнулась. Его зеленые глаза смотрели на меня, и я, клянусь, видела его веселых чертиков, танцующих и подразнивающих нас с подругой.
— Совсем нет. Но сегодня вы будете сидеть дома и есть, — он открыл морозильную камеру, достал оттуда мороженое и протянул его мне, — мороженое.
— За вишню и душу продать можно, — блаженно прошептала я.
— Моя любимая. — Она открыла крышку и зачерпнула ложкой немного содержимого. — Пойдем скорее, пока не растаяло.
Я с улыбкой посмотрела на друга, тот, вспомнив наш недавний разговор, улыбнулся мне в ответ. В этот момент я чувствовала себя так комфортно, так хорошо, что и представить себе не могла. Как же я раньше жила без них. Они — моя семья и не важно, что в нас течет разная кровь. Только с ними я чувствовала себя дома.
Момент, когда нам Хосе позволил улизнуть от наших родителей и сходить в клуб, случился в ближайшую субботу. Моя мама весь день заставляла Хосе ходить с ней по магазинам (по крайней мере, так рассказал нам сам Хосе, но быть уверенной на сто процентов я не могла), а мы с Моникой, получив сообщение от него практически одновременно, радостно завизжали и стали готовиться к вечеру.
С самого утра выходного дня я зависала в тренировочном зале. Белоснежная амуниция безупречно сидела на моем теле, правда под ней мое тело покрылось испариной от долгих нагрузок. Мой партнер по фехтованию, друг и наставник — Альберто — парень лет двадцати с светлыми волосами и серыми, как тучи перед грозой, глазами нещадно выбивал из меня всю спесь. Выпады и защита, которые раньше давались мне легко, сегодня никак не могли мне поддаться. Парень это заметил и тое дело пускал в мою сторону замечания.
— Соберись, Андреа.
— Я пытаюсь, — пыхтела я, раз за разом уклоняясь от его выпадов.
В очередной раз молодой человек атаковал меня, и я не успев отскочить и выставить защиту, упала на паркет. Это было последней каплей: Альберто снял шлем и, подняв меня, откинул шпагу в сторону.
— Что с тобой такое? Ты где угодно, но только не здесь!
— Прости, — я запыхалась, от чего голос звучал отрывисто и с придыханием. — Я и в правду сама не своя.
— Что-то случилось? — Он сел на лавку, подобрал шпагу и уставился на меня.
— Просто все и сразу навалилось на меня. Мы повздорили с папой, и он сказал, что это последний мой год, когда я могу заниматься тем, что мне нравится.
— Ох, — он тяжело вздохнул и выпрямился. — Это и в правду плачевно. У тебя есть потенциал, и ты могла бы развивать его и дальше.
— Не могла, — прошептала я. — Прости, Альберто, то я не могу рассказать всего. Думаю, скоро ты об этом узнаешь сам.
— Я слышал разговор хозяина клуба и твоего отца на днях, — он потер подбородок и уставился куда-то позади меня. — Твой отец проплатил твои занятия по фехтованию до зимы. Думаю, у нас есть еще время переубедить его.
— Надеюсь, — я слабо улыбнулась и, попрощавшись с парнем, вышла из зала.
Уже дома я накручивала круги по комнате и старалась переварить все произошедшее. Мне хотелось плакать и кричать, хотелось превратиться в куклу, собаку, кошку — кого угодно, от которого не будет зависеть будущее бизнеса моего отца. Мне хотелось раскиснуть и ничего не делать, но я не могла — главное правило моего отца, которое я выучила еще с детства.