Оружие возмездия

В последнее время, отъевшись на гуманитарной помощи и промотав западные кредиты, россияне, особенно те, кто не вылезал из заграниц, считали хорошим тоном хаять Запад. В Европе, мол, скукотища, в Америке — одни примитивы, в Испании — жара, а турки хуже лиц кавказской национальности. Максимов такое слышал не раз, но Карина сказала об этом с болью, личной, не замутненной снобизмом.

Карина потянулась к музыкальному центру, нажала кнопку.

«Наша музыка, наше радио», — прозвучал мужской баритон. Следом полился гитарный перебор. Певец убеждал себя и полуночных слушателей, что они «могли бы служить в разведке, могли сниматься в кино». Но жизнь у стареющего рокнроллщика не заладилась. Герои его песни зачем-то, «как птицы, садились на мокрые ветки и засыпали в метро». Непонятно, но грустно.

Карина загрустила под минорную песню. Замерла, как нахохлившаяся птица, только шевелились пальцы на ноге отмеряя такт мелодии.

«Если она сейчас заплачет и начнет проситься к маме, я не удивлюсь», — подумал Максимов.

С новым поколением, оказалось, надо держать ухо востро.

Карина зло шмыгнула носом и сказала:

— Сволочь.

— Кто?

— Дымов. Уехал как пропал.

— Бывает, — вздохнул Максимов. Самому приходилось рвать по живому, резко и навсегда исчезая из чужих жизней, чтобы спасти свою.

— Ага, он намутил, а я отдуваюсь! — Карина. Жадно надкусила яблоко.

«Чем хороша молодость, так это тем, что неприятности не сказываются на аппетите». Максимов спрятал улыбку. Разлил по стаканчикам водку. Поднял свой, полюбовался на просвет янтарными разводами.

— Красиво.

— Дымов выточил,-подсказала Карина.

— Да? — Максимов повел бровью. — Он еще и народный умелец. — Незримое присутствие Дымова начало немного раздражать.

— Я тебя загрузила, да? — чутко отреагировала Карина.

— Есть немножко, — кивнул Максимов. И отправил водку по прямому назначению.

Карина серьезным взглядом всмотрелась в его лицо.

Даже слегка прищурилась, пытаясь разглядеть что-то ей очень необходимое.

— Максим, ты мне поможешь?

Ответ явно был для нее очень важен.

Максимову стало ее немного жаль. Ровно настолько, чтобы не купиться на затаенную боль в ее глазах.

— Непременно. Все брошу и займусь твоими проблемами. — Иронию он точно дозировал, чтобы оттолкнуть, но не ударить.

Неожиданно Карина рассмеялась. Посмотрела так, словно Максимов сдал трудный экзамен.

— Сволочь ты, Максим, изрядная! — без всякой обиды сказала она.

— Это диагноз или комплимент?

— Я в аэропорте ждала такого... - Она скорчила гримаску, изобразив сноба с чертами врожденного дегенерата. — Типа моего отчима. А ты вышел, независимый как танк. Вернее, подводная лодка. — Карина провела ладонью в воздухе, изобразив тихий и опасный ход подлодки. — В кафе за тобой наблюдала, когда пьянь на тебя вешалась.

— И к какому выводу пришла? — поинтересовался Максимов.

Карина чуть помедлила, подбирая нужное слово.

— Пофигист безбашенный, -выдала она. Максимову было более понятно классическое «сволочь». Быстро произвел лексический анализ современного арго и пришел к выводу, что в глазах подрастающей смены он выглядит равнодушным и холодным человеком, способным на неожиданный экстраординарный поступок.

— Не обиделся? — Карина по-своему истолковала его молчание.

— Нет, меня и не так называли.

Карина встала. Поправила майку.

— Поскучай немного, ладно? Я быстренько. Она прошла в коридор, оглянулась.

— У меня к тебе будет серьезный разговор.

Максимов кивнул.

В ванной ударила сильная струя воды. Вылетела майка, повисла на руле мотоцикла.

«М-да, растут детки! — Максимов покачал головой,— Никаких комплексов. Зато — сплошные проблемы».

Он выждал немного, потом легко вскочил на ноги, заглянул в соседнюю комнату.

Черным черно. И полное отсутствие мебели, если не считать старинного сундука. Поверх него, небрежно брошенная, лежала куртка. Единственным ярким пятном была напольная восточная ваза с пучком павлиньих перьев. Свет из-под черного зонтика бил точно в вазу. И без того яркие краски горели разноцветными огнями, оживляя похоронный интерьер.

— Вкус есть, — оценил Максимов.

Нацелился на куртку Карины. Карманы, забранные мощными змейками, манили так, что зачесались руки. Разговоры разговорами ,а документы— это святое.

Максимов прислушался. Шум воды прекратился. Карина тихо подпевала блюзовой мелодии, выплывающей из приемника.

Пришлось вернуться в белую комнату. Заложив руки за спину, прошелся вдоль ряда фотографий. Долго всматривался в ту, где у ног мужчины, сидящего в кресле, скрестив ноги турчонком, сидела Карина. Волосы она тогда стригла короче и не портила медной подцветкой. Макияж подчеркивал восточные черты лица. Только черная помада придавала породистому лицу чрезмерно экстремистский вид. Нагота тонкого девичьего тела резко контрастировала с черным одеянием мужчины. Без тени иронии на лице он изображал из себя Мефистофеля на шабаше. Или Гришку Распутина на «радении», если кому-то больше нравится мистика отечественного розлива. Бородка клинышком, черная косоворотка, растрепанные волосы до плеч и коптский крест на цепи.

— Черный пудель, блин, — поморщился Максимов..