Оружие Возмездия

Писарь четвертого дивизиона вручил мне едва живую машинку. Произошел обмен ритуальными фразами:

— Доломаешь аппарат — убью.

— Как доломаю, так и починю.

— Тогда посмотри, чего каретку заедает, ладно?

Оба знали, что писарь спит и видит, как бы "доломать аппарат", только чужими руками. Ему хотелось новую машинку, с этой развалиной он уже не справлялся.

С Косяком, здоровым парнем, тоже из "четверки", на призыв старше меня, я был едва знаком, но мы легко нашли общий язык.

— Я буду рулить, ты — спать в кунге, — объяснил Косяк мои функциональные обязанности. — Отопитель знаешь?

— Как свои пять.

— Не включай, угоришь. Если придется всем спать в кунге, будем ночью следить за отопителем. Твоя половина ночи — вторая. Не заснешь? Справишься?

— Проверено. Я на прошлом полигоне жил в таком кунге, отопитель был на мне. Ни у кого голова не болела, спроси хоть Сушинского.

— А я уже спросил! — Косяк хохотнул. — Готовить умеешь?

— Хреново. Считай, не умею.

— Да хрен с ним, я сготовлю. Все равно мне там делать будет нечего. Куришь? Тогда почаще кунг проветривай. Теперь двигай на вещевой склад. А я на продовольственный.

На вещевом складе мне дали четыре матраса, четыре одеяла и четыре подушки. Требовалось еще утеплиться на случай холодов. У Косяка, пришедшего в ББМ прошлой осенью, уже был свой "комбинезон" — куртка и штаны с ватной подстежкой, замечательная удобная форма. Мне только предстояло это все получить, когда бригада переоденется в зимнее. Нашли пока куртку, ношеную, зато вполне боевого вида. Поверх брюк от хабэшки я надел свободные черные штаны с карманами на бедрах из летнего полевого комплекта — стало очень комфортно и не жарко. Прапорщик Козолуп оглядел меня и восхитился:

— Красавец, настоящий танкист. Возьми еще шлемофон, если знаешь, где. Приедешь в Черниговскую учебку, напялишь его — там все от зависти сдохнут, они такое на картинках только видят.

— Сначала мне тут по этому шлемофону сапогом настучат. Тоже от зависти.

— Тебя же больше не трогают.

— Ну вот и я их… Не дразню.

Памятуя о том, что придется на свежем воздухе работать с бумагой, а то и печатать, я забежал в магазин и купил тонкие зимние перчатки.

В кунге на базе "Урала" был откидной диванчик, пара жестких сидений, шкаф и огромный стол. В шкаф мы запихали коробки с сухим пайком, на стол я свалил матрасы и прочее. Косяк недобро глянул на отопитель и напомнил, чтобы я не включал его. Этих адских машин в войсках боялись куда сильнее, чем вероятного противника. Пока агрессивный блок НАТО вынашивал свои коварные замыслы, простые советские отопители не теряли времени даром и угробили, по слухам, кучу народа. За ними требовался глаз да глаз.

Из новенькой канистры, выданной нам под питьевую воду, пахло дизельным топливом. Мы долго по очереди нюхали горловину. Потом я долго полоскал канистру, и мы снова ее нюхали. Запах, казалось, только усилился.

— Хрен с ним, — решил Косяк. — Лучше вода с соляркой, чем никакой воды.

Стартовали после обеда. Афанасьев придирчиво меня оглядел, заметил, что я в перчатках, и сказал:

— Молодец, сообразил.

С офицерами прибыло несколько объемистых бумажных пакетов: там оказались картошка и лук. Афанасьев вручил мне на хранение две пачки масла. Я уложил провизию в шкаф.

Офицеры залезли в кабину, "Урал" тронулся.

***

Это было волшебно. Я сидел в кунге и глядел через окно на дорогу. Обычную гражданскую дорогу, по которой ездят гражданские люди на машинах с гражданскими номерами. Свободные люди. Я не завидовал им — я любовался ими, их машинами, их свободой. Меня распирало от удовольствия. Я был готов ехать по дороге вечно. Ну, то есть, еще год, вплоть до увольнения. В последний раз меня так захлестнуло, когда нас везли поездом из учебки на Украину. Но тогда вокруг была толпа молодых сержантов, а сейчас я сидел один в герметичной железной коробке — наконец-то один! — и был счастлив.

На окраине Киева машина остановилась. Офицеры ушли за водкой и надолго пропали. Водку в те времена приходилось не покупать, а "доставать".

— Ты как? — спросил Косяк.

Я показал большой палец.

— Спать хочется, — пожаловался Косяк. — Они-то дрыхнут, и меня тоже в сон клонит. Ты не спи, ладно? Я буду знать, что ты не спишь, и мне будет легче. Ой, да хрен с ним, не боись, доедем.