Оружие Возмездия

Уже стемнело, когда мы подъехали к Черниговской учебке. Афанасьев полчаса с кем-то о чем-то договаривался, нас впустили, машина покатилась в парк. В свете фонарей я разглядывал чистые коробки казарм, вылизанную до блеска территорию, и удивлялся, насколько все тут не похоже на реальные войска. Полгода в ББМ, прожитые после учебки, напрочь отрезали от меня эту кукольную армию, поначалу казавшуюся суровой, теперь — игрушечной. Мимо промаршировала, отчаянно печатая шаг и размахивая руками, учебная батарея. Бедные ребята, подумал я. "Товарищи курсанты" спят и видят, как бы поскорее вырваться из учебки, с ее отупляющей муштрой и шагистикой. "Товарищи курсанты" знают, что в войсках их будут бить, но не очень верят в это, не до конца осознают. А бить начнут, где-то через пару-тройку дней, а может, и в первую же ночь — руками, ногами, ремнями, тапочками, сапогами, а то и табуретками, швабрами, дужками от спинок кроватей… Чем захотят, тем и будут. И ты не имеешь права защищаться, ты должен стоять, принимать удары грудью и держать строй. Кто выпадет из строя, за того всем достанется. Добро пожаловать в Вооруженные Силы, молодые люди.

Зато в войсках вам, быть может, доведется по-настоящему узнать свое удивительное оружие, большие пушки. Поработать на них. Полюбить их.

А может, и не доведется. Может, вы будете видеть пушки только издали, охраняя их, строя заборы вокруг них, возводя боксы для них. Кто знает, как все получится…

Косяк загнал машину в парк, опечатал ее и сдал под охрану.

— Переночуете в батарее управления, — сказал Афанасьев. — Не безобразничайте там, помните, что по вашему поведению будут судить об обстановке в войсках. Ясно?

— Ага, — только и сказал я.

— А ужинать? — спросил Косяк.

— Опоздали. Да и нужна вам здешняя баланда?

Косяк оглянулся на кунг, где лежал сухпай.

— Завтра позавтракаете, — пообещал Афанасьев. — Не вскрывать же теперь машину. И сухой паек лучше поберечь.

— Да хрен с ним, — мудро рассудил Косяк. Армейский ужин в учебке одно название, что ужин, прав Афанасьев: баланда. Остаться без кружки чая с куском хлеба не трагедия, а сухпай и правда лучше заначить.

Перед дверью казармы Афанасьев напомнил нам, что мы — сержанты из Бригады Большой Мощности, временно находящиеся в учебке с дружеским визитом. Я пожал плечами. А Косяк сказал:

— Здесь учился наш Швили. И братья Хашиги. И еще Шура Андрецов…

И огляделся, будто высматривая следы жертв и разрушений.

Дежурным по батарее управления оказался сержант-дед, тщательно заглаженный и до блеска начищенный. На нас с Косяком он посмотрел уважительно — мы из войск приехали. И куртки наши произвели сильное впечатление. Я бросил взгляд на шинельные шкафы. Там висели тщательно выровнянные шинели. Комбинезоны могли лежать в каптерке, но скорее всего, местным их вообще не давали. А рабочий бушлат хоть и теплей шинели, только какой ты самоходчик, в бушлате-то. Фигня ты на палочке, если тебе комбинезон не дают.

Афанасьев сказал, что после завтрака встречаемся у машины в парке, и с преувеличенной строгостью пожелал нам спокойной ночи. Кто его знает, может, он думал, что мы с Косяком всех тут заставим петь нам колыбельную и чесать пятки. Несмотря на явный численный перевес местных и требование майора вести себя прилично. В конце концов, Афанасьев сам был из ББМ. Он понимал, что наш личный состав делится на две категории: неуправляемых идиотов, и тех, кого жизнь в бригаде научила убедительно изображать неуправляемых идиотов. И не поймешь, кто хуже. В общем, Афанасьев давно привык относиться с подозрением даже к самым надежным с виду бойцам.

— Откуда, ребята? — спросил дежурный.

— Бригада Большой Мощности, Белая Церковь.

— Понятненько. Эх… А родом?..

— Отсюда, — сказал Косяк. — Неподалеку.

— Москва, — сказал я.

— О, у тебя тут есть земляк.

Мы шли по казарме, ловя на себе заинтересованные взгляды. Нас уже ждали тщательно застеленные кровати.

— А пожрать, ребята, нету, — сказал дежурный. — То есть совсем. Можем дать по куску чернухи, но вы же такое не едите.

— Не едим, — честно признал Косяк. — Да хрен с ним.

Он снял куртку, сел на кровать, сбросил хабэшку, богато украшенную значками. Под хабэшкой обнаружилась синяя "олимпийка". Казарма дружно сглотнула.

Я свою хабэшку, скромную, с одним лишь комсомольским значком, слегка расстегнул. Показался свитер, который мне одолжил, скорее даже навязал, чтобы я не простудился, связист Генка Шнейдер. Казарма сглотнула еще раз.

По телевизору показывали какую-то муть.

— Спать буду, — решил Косяк, и полез под одеяло.

— Спокойной ночи… Местный.

— Заткнись, а то сглазишь, — буркнул Косяк.

Интересно, подумал я, что ему обещал Афанасьев. Майор любил держать человека в подвешенном состоянии, не говоря ни "да", ни "нет". С другой стороны, не зверь же Афоня. Раз уж взял Косяка водителем, то помучает его до последнего дня учений, а потом скажет — ладно, товарищ сержант, поехали к тебе в гости…

Я достал сигарету и сунул ее в рот. Достал зажигалку. Без умысла, это не было демонстрацией. Казарма едва не застонала.

— А где тут курят? — спросил я.