Оружие возмездия. Тотальная война

Радиокомментаторы захлебывались, живописуя ужасы дефолта, а между тем машин в Москве меньше не стало. Железный поток стекал по Китайгородскому проезду, выползал на набережную и там замирал, как остываюшая лава. Водители дрались за каждый сантиметр дорожного полотна. Гаишников, как водится, корова языком слизнула. И каждый выбирался из этой передряги как мог.

Николаев не дал себе заразиться общим автопсихозом, торопиться причин не было. Официально клуб открывался в шесть вечера, но раньше семи нужные люди в нем не появлялись.

Клубами в Москве уже никого не удивить. Конечно, не стоит считать настоящим клубом подвальную забегаловку только из-за того, что работает до утра. Притоны сексуальных меньшинств, несмотря на всю претенциозность, тоже язык не повернется назвать клубом. Клуб со времен королевы Виктории — место для приятного и приватного времяпрепровождения элиты. Но клубов пооткрывали на каждом углу, вгрохав бездну денег в интерьеры и секьюрити, элиты на всех не хватило. Поэтому возник неологизм «клубиться» — кочевать из клуба в клуб, себя демонстрируя и затмевая других. Броуновское движение элитных молекул создавало видимость «светской жизни» в крестьянско-пролетарской стране.

Среди калашного ряда лавок тщеславия особняком стояли настоящие клубы, доступ в которые был не менее строго ограничен, чем в масонские ложи. Ни солидный счет в швейцарском банке, ни родственные отношения с членом правительства, ни старая дружба с членом Семьи не открывала вожделенные двери. Эти клубы создавались своими для своих, и лишь принадлежащий к братству, спаянному служением общему делу и скрепленному общими тайнами, мог рассчитывать на членскую карточку. Но и ее удостаивался не каждый. Мало ли с кем сведет служебная необходимость? Формальной принадлежности к узкому профессиональному мирку мало. Надо быть кастой в этом мирке.

Карточка клуба ветеранов Пятого управления у Николаева была. И эту белую книжечку с золотым тиснением он берег не меньше, чем служебное удостоверение. Кстати, сколько ни выспрашивал, так и не узнал, кто же из мудрых отцов-основателей клуба предложил белые корочки. Тонко и символично. С намеком и вызовом. В стране, где с мазохистской страстью впадают в транс при виде красно-кровавых корочек удостоверений, подлинная элита одним видом клубного пропуска демонстрировала, что стоит выше крови и грязи. Золото на белом — цвет брахманов. Касты каст.

Николаев внутренне собрался, изобразил на лице добродушную усталость и распахнул ничем не примечательную дверь.

Сразу же последовала приевшаяся процедура предъявления удостоверения и сверки личности с фотографией. И сам Николаев, и швейцар в сером пиджаке с лицом прапорщика понимали, что все это пустая формальность, но церемониал входа под своды клуба избранных исполнили с полагающейся сдержанной торжественностью.

Внутренние покои клуба ничего особенного из себя не представляли. Словно все заранее согласились, что не место красит человека. А люди здесь собирались не последние. Ветераны, действующий резерв или штатные сотрудники, как Николаев. Люди разных возрастов, званий и служебного положения. Маразматиков, алкоголиков и неудачников не наблюдалось. Только состоявшиеся и крепко стоящие на ногах. Сильные, жесткие и властные. И только тем интересные и полезные друг другу. Многих перестроечное лихолетье перетасовало, разбросав по банкам, концернам, благотворительным фондам, инспекциям и управлениям. Умение ладить с людьми, манипулировать и брать за горло, отшлифованное за годы службы в родном Пятом главке, всегда было и останется в цене. Как оказались капиталом более ценным, чем презренные зеленые фантики, связи этих людей. Не их вина, что пришлось этот капитал приватизировать (детей кормить же надо), но честь и хвала им за то, что, решив личные проблемы, решились сложить капитал в казну братства. И никто об этом не пожалел. Из своих, естественно.

Клуб и создавался для того, чтобы в неформальной, отнюдь не в нуворишеской обстановке, тихо и без суеты, по-братски решать проблемы. Здесь можно было легко отмазать свой банк от налоговой проверки, со смешком сдать компромат на конкурента, многозначительным покрякиванием предупредить собрата, что шеф его фонда зарвался и заворовался окончательно. Нет, служебных и коммерческих тайн здесь не выбалтывали. Какие тайны между своими! Здесь привычно плели интриги и мастерски выстраивали оперативные многоходовки. И все потому, что члены клуба относились к своим работодателям с презрительной снисходительностью. Уж они-то знали, что рано или поздно всех пересажают. Не бывало такого на Руси, чтобы не стреляли или не сажали.