Оружие возмездия. Тотальная война

«Константиновский лес, слева — поселок Поляны, Ориентир — водонапорная башня, — машинально вспомнил Максимов. — Через два поворота будет Орловка». Он не нуждался в услугах Карины, чтобы добраться от аэропорта до города. Пешком или на машине, ночью или днем. Получив задание, он всегда первым делом по карте изучал район, осталась армейская привычка. Калининградскую область, город и окрестности он сейчас знал в таких деталях, которые вряд ли известны даже местным жителям. В ночь перед вылетом он изучил не только современную топографическую карту, купленную в магазине, но и трофейную немецкую полуторку и ксерокопию карты города времен Тевтонского ордена. Его работой была война, а она дилетантов не любит.

После Орловки дорога пошла в гору.

«Гора Лисья, семь километров до города», — подсказала память.

Максимов покосился на Элю. Она притихла, удобно устроившись в кресле. Задумавшись, не контролировала лицо, и на нем застыло то неприятное выражение, что Максимов заметил еще в самолете.

«Характерец у нас еще тот», — подумал он. На секунду возник такой контакт, который психологи называют раппортом: Максимов мог сейчас без труда проникнуть во внутренний мир Эли. Но не стал. Знал, ничего хорошего он там не найдет. Эля вступила в самый проблемный для женщины возраст, осень жизни, как называют его китайцы. Но, как подметил Максимов, красиво стареют только добрые люди.

— Эля, вы так и не сказали, куда вас отвезти, — напомнил Максимов.

Она стряхнула с лица напряженное выражение, сверкнула улыбкой.

— Рискну, давайте в «Турист». Если, конечно, вы не против.

— Надеюсь, места там есть.

— Ой, в такой-то глухомани да чтобы не нашлось! — Эля небрежно махнула ручкой. — Можно подумать, мы в Каннах.

— А вы бывали в Каннах?

— И не раз.

— На кинофестивале?

— Нет. Это были дни русского искусства. Представляете, нашлись меценаты, решившие возродить традицию «Русских сезонов». Французы просто обалдели! — Эля оживилась, явно оседлав любимого конька.

Дни русского искусства, насколько знал Максимов, проходили в апреле, для Канн — в самый мертвый сезон. И мэр Канн, конечно же, был без ума от бестолковой щедрости русских меценатов. До знаменитых дягилевских «Сезонов» новые меценаты не дотянули, не тот артист нынче пошел, и если бы не проплаченные статьи, Россия так и не узнала бы, что она в очередной раз потрясла своим искусством весь цивилизованный мир. Выслушивать устную версию заказных статей Максимов не хотел и протянул Эле телефон.

— Не хотите позвонить тем, кто вас не встретил? Эля запнулась.

— Позвоню из гостиницы, — после паузы сказала она.

— Как хотите. — Он убрал телефон в карман. «Вот так, мадам, и сгорают на мелочах», — подумал он. С пригорка открылся вид на город. Под светлым пасмурным небом черными контурами выступали шпили соборов. Свет фонарей, размытый дождем, играл на мокрых тротуарах. На секунду показалось, что улицы города по самые крыши затопила темная река.

Максимов вспомнил, что реку Преголя, неспешно текущую через город, тевтонцы называли Хрон. Хрон — Хронос — Время… Не случайно монахи-воины поставили замок своего Ордена на берегу Реки Времени, отделяющей мир живых от мира мертвых.

Он сбавил ход, чтобы острее почувствовать тот миг, когда машина, как с крутого берега в реку, окунется в темные воды сумерек, разлившихся до самого горизонта.

Максимов выбрал гостиницу не случайно. Вдоль противоположного берега изгибалась улица Верхнеозерная. К ней вел перекинутый через пруд пешеходный мостик. До места встречи со связником всего пять минут ходу.

Эле Карагановой достался номер этажом ниже. Она старательно закрывала ладошкой от Максимова паспорт, когда заполняла листок учета. Точный возраст попутчицы Максимова не интересовал. Ему хватило того, что фамилия в листке и на Элиной визитке совпала.

В тесном лифте она как бы невзначай плотно прижалась к нему бедром. Максимов заставил себя улыбнуться. Мадам явно рассчитывала на необременительный командировочный роман с «удачливым эгоистом».

Он донес чемодан до дверей ее номера.

— Если что, я рядом, — специально сказал то, что она хотела услышать.

— Вы настоящий рыцарь, Максим. — Элеонора Караганова таинственно, по ее мнению, улыбнулась.

На свой этаж Максимов взбежал без лифта, прыгая через ступени.

С балкона гостиничного номера открывался вид на городской парк. Мокро блестели кроны деревьев. Воду большого пруда затянула мелкая рябь дождя. Казалось, тускло отсвечивает чешуйчатый бок гигантской рыбы, выброшенной на берег.

Сырой ветерок, забиваясь под одежду, приятно щекотал кожу, еще не остывшую после горячего душа. Город погрузился в вечернюю тишину, странную после московского шума и суеты.

— И еще сорок минут, — прошептал Максимов, посмотрев на часы.

После душа он переоделся и теперь наслаждался покоем, блаженно покуривая на балконе.

«Даже время здесь течет иначе. Неспешно, как река. Или надолго застаивается в тихих озерах», — подумал он.