Оружие возмездия. Тотальная война

Вода, как обещала Юко, была, но из двух кранов текла одной и той же температуры. Максимов долго стоял под струями теплыми, как остывший чай, надеясь на чудо. Чудес на свете не бывает, бывают только неприятности. Он решил не дожидаться классической шутки советских кинокомедий, когда вода пропадает в самый неподходящий момент. Смыл с себя пену и, не вытираясь, вышел комнату.

Сквозняк лишь в первую минуту приятно щекотал кожу холодком. Потом вновь стало ощущаться пекло, полыхающее за окном.

Максимов с разбега рухнул на кровать. Лег, широко разбросав руки. Остановившимся взглядом уставился на кусок неба за окном. Оно было цвета выжженной солнцем холстины: белое с желтинкой. Ни облачка, ни птицы.

«Если долго смотреть на пустое небо, то внутри образуется такая же беззвучная пустота. Кажется, что в мире ничего не происходит. Даже время исчезло. Полная пустота. Ты чувствуешь себя актером, ушедшим за кулисы. Партнеры играют, лицедействуют, кого-то подхватил кураж, кто-то бубнит плохо заученный текст, режиссер тихо беснуется и ломает пальцы. А ты, спрятавшись в полумраке, слушаешь их вполуха и ждешь своего выхода. Можно даже вздремнуть. Пусть пока тешатся. Все равно финал без тебя не сыграют».

На этой мысли он закрыл глаза и разрешил себе погрузиться в сон…

…Проснулся, когда небо уже стало наливаться синевой. Горы на горизонте сделались ближе, окрасились в дымчато-розовые тона.

Максимов вскинул руки, потянулся до хруста в суставах.

Дважды перевалился на кровати, оказавшись рядом с баулом. Пошарил в боковом карманчике, достал колоду карт. Откинувшись на спину, стал медленно тасовать.

К азартным играм он относился с полнейшим равнодушием. Романтика блефа и фарта канула в лету вместе с подпольными катранами, где шла бешеная игра на советские червонцы. Как только открыли казино, подоплека азартных игр стала ясной, как божий день. На секунду задумайтесь, неужели добрые дяди вгрохали бездну денег в мишурное великолепие, вышколенную прислугу, «крышу» и взятки только для того, чтобы однажды вечером выдать вам из кассы миллион долларов? Нет, казино они открыли, чтобы изъять миллион из карманов дураков.

Но люди играли, играют и будут играть, сколько им ни тверди, что страсть к игре — порочна. Переубедить их невозможно, как несостоятельны все попытки излечить наркомана. Но можно обратить чужую слабость в свое преимущество. Большинство идет путем шулера, совершенствуя мастерство «заряжания колоды», сброса, «семафора», оттачивая зрительную память и наблюдательность. Страннику изначально запретили использовать трюки в стиле Амаяка Акопяна. Слишком ловкое обращение с колодой выдаст с головой, что называется — рыбак рыбака видит издалека. Вместо карточных фокусов ему поставили видение.

Обычно люди видят лишь картинку, напечатанную на картоне. Но в игре каждая, масть и каждая карта имеют свое достоинство и ценность. И относятся к ним по-разному. Одну берегут, другую стараются сбросить, на третью молятся, поджидая в прикупе. Поэтому ни одна из тридцати шести карт не похожа на другую. Дело даже не в картинке, а в том особенном, если хотите, назовите — аурой, что накапливается в карте. Так, собака по запаху вполне могла бы отличить туза от шестерки, потому что пальцы игрока от удовольствия при виде туза выделяют на микрон больше пота. Знать — мало, важно поверить, и только после этого можно увидеть.

Карта замерла в пальцах Максимова. Он закрыл глаза и постарался увидеть ее. Давно не играл в эту игру, поэтому первый опыт дался с трудом. Картинка постоянно пропадала, так и не набрав нужной яркости. Наконец, он смог разглядеть ало-красные шарики. Рот вдруг наполнился слюной, а язык подвернулся, будто лизнул кислое.

«Пригоршня смородины. Красные ягоды — красная масть. Круглые — черви. Пригоршня — много. Что может быть больше десятки?»

Он перевернул карту картинкой к себе. Десятка червей. Уронил карту на покрывало.

Погладил пальцем рубашку следующей. Вдруг захотелось проверить на вес. Показалась тяжелее предыдущей.

«Кирпич. Тяжелый красный брусок с острыми гранями. Бубновый туз».

Бубновый туз упал на покрывало.

От следующей карты повеяло холодом. Возникло тягостное и неприятное ощущение.

«Будто забрел на заброшенный деревенский погост. Белый снег, черные покосившиеся кресты. Хочется уйти, а ноги ослабли. Глаз не оторвать, а сердце немеет. Десятка треф? Нет, меньше. И не чувствуется симметрии, как у восьмерки. Кладбище же деревенское, на участки не разбито… Девятка!»

Трефовая девятка спикировала вниз.

С каждым разом получалось все лучше и лучше. Картинка, яркая и четкая, вспыхивала в мозгу, едва пальцы касались карты. На двенадцатой Максимов уронил руки.

«Хватит баловаться, — решил он. — Не корову иду проигрывать, в конце концов».

Он сгреб карты, сунул их в кармашек. Быстро оделся.

Отсчитал три тысячи рублями, спрятал в карман брюк. Напоследок взглянул на себя в зеркало. Пообещал себе, что, вернувшись, обязательно побреется.