— Вон там, укрытая изгибом башни, находится небольшая калитка для вылазок, называемая Керкопорта. Сквозь нее воины могут неожиданно напасть на штурмующих Влахернскую стену.
— И это все, что ты хотел мне показать? — отозвался Мехмед. — И какой с того прок?
— Если ваше величество атакует через два дня перед рассветом, ваши воины обнаружат эту калитку открытой и никем не охраняемой. Войдут через нее, атакуют с тыла, и город падет.
Мехмед подъехал ближе к Нотару.
— Откуда мне знать: быть может, это предательская уловка? Я не вижу калитки. Не хочешь ли ты попросту завлечь моих людей в ловушку?
— Керкопорта здесь, — упрямо повторил Нотар. — Приблизьтесь, и я покажу ее вам.
Поколебавшись секунду, Мехмед пришпорил коня и подъехал почти вплотную.
— Где же она?
— Да вот же, — ответил Нотар, указывая одной рукой, а второй скользнув себе под доспехи.
— Да, вижу, — согласился Мехмед.
Едва он произнес эти слова, как мегадука выхватил мешочек и вытряхнул его содержимое на султана. Того окутало облако белой пыли. Мехмед пал на гриву коня, затем сполз наземь, судорожно дергаясь и кашляя. Нотара схватили сзади, вырвали из седла. Он упал навзничь и не успел опомниться, как увидел ятаган Улу в дюйме от своего лица. Уголком глаза Нотар приметил, что рука султана перестала шевелиться. Со стен города летели радостные крики. Мегадука улыбнулся, а Улу пнул его в ребра.
— Пес, ты за это заплатишь! Пожалеешь о том, что родился, — прорычал глава янычар.
Халиль проследил, как недвижное тело султана отнесли в шатер, и велел передать военачальникам: вечером состоится большой совет. Назначенный час пробил, и Халиль с удовольствием наблюдал из-за занавеси, как паши и беи один за другим направляются к шатру визиря. Не хватало только Улу. Военачальники пребывали в нерешительности и смятении, переговаривались вполголоса. Наверняка они не знали, что делать, оставшись без верховного военачальника, и ждали, когда кто-нибудь примет на себя главенство и раздаст приказы остальным. Они будут признательны, если Халиль примет власть и станет править от имени султана до совершеннолетия Селима. Халиль выждал еще несколько минут, после чего вышел к собравшимся.
— Приветствую вас и благодарю за то, что почтили меня своим присутствием. Я призвал вас обсудить наши действия после смерти султана. Настало время горя и тьмы, но мы не вправе забывать о долге. Войско в смятении. Мы обязаны показать нашим людям пример храбрости и решимости.
— И что ты предлагаешь? — подал голос Исхак-паша. — Продолжать осаду и после смерти султана?
Халиль кивнул.
— Но чем мы побудим людей сражаться? Многие мои воины уже собирают вещи.
— И мои тоже потеряли всякую охоту воевать, — ответил Махмуд-паша, командир башибузуков. — Если я прикажу идти в бой, они взбунтуются!
— Ошибаешься, Махмуд-паша, — возразил Халиль. — Хаос и бунт возникнут, если мы признаем свою слабость и позволим людям уйти из-под стен. Подумайте: ведь если сейчас мы распустим армию и отступим, мы окажемся слабы и беззащитны, и об этом немедленно разнесется молва. Венгры и поляки только и ждут возможности ударить по нам. А сумеем ли мы поднять людей на бой за султана-младенца? Но если мы останемся и повергнем Константинополь, тогда весь мир убедится в нашем могуществе.
— Но воины сражаются лишь за султана, — упорствовал Исхак-паша.
— Они и будут сражаться за него. Осада — великое детище Мехмеда, плод его мысли и усилий. Он сейчас взирает на нас, желая победы, требуя отмщения за свою смерть. Так пусть же воины отомстят за своего султана. Скажи им это.
— А кто же станет командовать штурмом? — поинтересовался Исхак-паша.
— Я — великий визирь, — ответил Халиль. — Мой долг нести бремя власти, пока не повзрослеет наследник трона.
Он обвел взглядом собравшихся, но никто не осмелился протестовать.
— Если никто не возражает, тогда решено. В таком случае я…
Речь визиря прервал неожиданно явившийся Улу.
— В чем дело? — раздраженно спросил визирь.
— Великий визирь, султан желает видеть вас.
— Султан? — изумленно переспросил Исхак-паша.
Военачальники зашептались. Халиль мертвенно побледнел, к горлу подкатился тошный комок.
— Что значит хочет видеть? Султан мертв!
— Нет, он жив, — ответил Улу. — И хочет видеть вас немедленно.
— Очень хорошо. Передай султану, что я уже иду, — молвил Халиль. — Командиры, вы свободны.
Когда шатер опустел, визирь поспешил в спальню, схватил мешочек золотых монет, высыпал на блюдо. Обычай требовал подарка от внезапно призванного к султану. Если тому просто захотелось поговорить, то подарок — небесполезное напоминание о ценности вызванного. Если же султан гневается, подарок может сохранить жизнь. Жаль только, что под рукой нет ничего более изысканного и ценного.