Осада

На предплечье тихо всхлипывающего Баязида алел свежий отпечаток руки.

— Я ее ненавижу! — прошипела Кача.

Ситт-хатун взяла мальчика, прижала к себе.

— Тише, маленький, тише, все будет хорошо, — сказала она, успокаивая.

Затем обернулась к няне:

— Ты встречала кого-нибудь по пути сюда? Тебя видели?

— На кухне была старуха, но она нас не заметила.

— Это хорошо. Я рада, что ты пришла. Тебе и Баязиду здесь всегда будут рады.

Ситт-хатун погладила Баязида по голове и вспомнила вдруг слова Халиля. Ведь в самом деле: чтобы Селим без помех смог взойти на трон, этот мальчик должен был умереть.

* * *

Несколькими ночами позже Халиль, укрывший лицо под капюшоном длинного плаща, вышел из боковой двери султанского дворца и зашел в плотно занавешенный паланкин. Четверо дюжих рабов подняли ношу и увлекли в ночной город. Еще месяца не прошло с тех пор, как Мехмед взошел на трон, а Халиль уже изнемогал под властью нового султана. Тот оказался еще упрямее и несговорчивей, чем Халиль предполагал. Визирь потратил долгие годы, помогая Мураду добиться мира с христианами, а Мехмеду не терпелось разбить мир в пух и прах. Советов не слушал и норовил загрузить Халиля самыми неблагодарными и неприятными заданиями — почти как Мурад много лет тому назад, когда отправил визиря исполнять жуткую и гадкую работу, собирать девширме, налог кровью — христианских мальчиков, будущих янычар. Но тогда Халиль был еще просто хераскером, военным судьей в новой провинции Салоники, а не великим визирем.

Остановились рабы в темной аллее за городской усадьбой Исхак-паши. Халиль удивился тому, насколько охотно Исхак-паша согласился на ночную встречу. Впрочем, у паши имелись свои причины. После битвы на Косовом поле Мурад назначил его вторым визирем империи. А Мехмед не вспомнил об Исхак-паше, не утвердил даже на посту командира анатолийской кавалерии. Немного было людей, настолько же верных трону, как Исхак-паша, но если и возможно было пошатнуться этой верности, то именно сейчас.

Слуга Исхака поджидал у боковой двери, и визирь прошел за ним в дом. Слуга провел Халиля на лестницу и в небольшую комнату за ней. Пол покрывал пышный ковер. Несколько подушек, низкий столик с чайником и парой глиняных чашечек. Исхак стоял в ожидании, сцепив за спиной руки. Выглядел он как прежде: серо-стальные волосы, обветренное, усталое, красивое лицо. Слуга вышел, притворив толстую дверь, Исхак шагнул к гостю и по-дружески обнял.

— Добро пожаловать, старый друг!

— Спасибо, что согласился принять, — сказал Халиль, когда оба уселись на подушки.

— Ты сказал: хочешь поговорить о важном, и я с нетерпением ожидаю твоих слов.

Исхак разлил по чашкам парящий чай, протянул одну Халилю.

— Какие новости во дворце? Вспомнил ли султан про меня?

Халиль покачал головой — и паша понурился. Он явно надеялся, что Халиль принес новости о его назначении.

— Боюсь, из дворца я принес только скверные вести, — сказал визирь и, обведя рукой комнату, добавил: — Я могу говорить здесь свободно?

— Стены этой комнаты толсты. Нас никто не подслушает.

Халиль кивнул, но произнес тем не менее вполголоса:

— Я хотел поговорить о нашем султане. Боюсь, он не годится править. Он твердит только о заговорах против него. Он боится твоей власти и влияния, хочет лишить всего и сослать в далекую провинцию, где ты перестанешь являться угрозой. Он хочет поступить так со всеми выдающимися людьми империи, боясь их талантов. Полагаю, вскоре настанет и мой черед.

— Скверные новости, в самом деле, — заметил Исхак задумчиво, потягивая чай. — Я надеялся, с годами Мехмед станет мудрей.

— К сожалению, он не изменился. Как и в первый раз, окружает себя льстецами и глупцами. Не слушает меня, откровенно насмехается над советниками отца. Его слух открыт лишь для лести. Боюсь, он погубит империю.

— Не будь столь мелодраматичен. Мехмед еще молод. Со временем он обретет мудрость.

— Со временем? Когда же? Когда мы все умрем? — Халиль поставил на стол чашку, так и не пригубив чай. — Исхак, я не собираюсь ждать чуда до смерти. А ты?

— И что же ты предлагаешь?

— Возможно, нам было бы лучше послужить другому султану, — предложил Халиль.

Исхак прищурился, но промолчал, и потому Халиль продолжил:

— Сын Мехмеда, Селим, всего лишь младенец. Пока он вырастет, империя будет в надежных руках тех, кто достаточно мудр для надлежащего управления ею.

— Восстать на султана… И это твой совет? — выговорил Исхак с отвращением. — А что же ты уготовил для Мехмеда?

— Он молод и слаб. Войска не любят его, но с радостью последуют за тобой. Поднимай армию, бери дворец, а я уж позабочусь, чтобы сопротивления ты не встретил. Через месяц Селим будет на троне, а мы — верными визирями у его ног, управляющими империей так, как это полагается делать.

Исхак не ответил. Допил чай, встал и принялся ходить по комнате. Затем остановился и потер руки, будто хотел отряхнуть их от чего-то неприятного.

— Зачем ты пришел? — спросил он наконец. — Мы же старые друзья. Ты же знаешь: я никогда не предам султана.