Осада

— Я думал, впереди еще многие недели работы над официальным заявлением. Вчера мы обсуждали, каким образом Папе следует упоминать объединенную церковь.

Высоко над головой, на угловатой башне базилики Святого Петра колокола начали вызванивать полдень, и двери распахнулись перед послами. Сидевший на троне Папа был хмур, а рядом стоял тот, чье присутствие объясняло внезапность аудиенции: Григорий Мамма, патриарх Константинопольский.

София и Леонтарсис вместе подошли к трону, исполнили ритуал приветствия. Николай натянуто улыбнулся и попросил их встать.

— Леонтарсис и царевна София, мы с радостью приняли вас. Мы благодарны за добрые слова от императора Константина. Знайте, что в Риме вам всегда будут рады.

Оба посла склонились в знак благодарности.

— Вы предложили мудрый совет, и мы немало над ним размышляли. В свете узнанного от вас и недавно прибывшего патриарха Константинопольского, мы объявляем, что, во имя Господа, удостоили Константина, римского императора, ответом.

Вперед выступил священник и принялся читать с пергаментного листа:

— «Если Вы, с благородными баронами и людьми Константинополя, примете нижеследующие условия унии, мы и наши святейшие братья, кардиналы католической церкви, всецело готовы защитить Вашу честь и Вашу империю. Но если Вы и Ваш народ откажетесь принять условия, тем самым обяжете нас предпринимать такие меры по спасению Вашей души и Нашей чести, какие мы сочтем необходимыми».

София нахмурилась — ответ Папы превзошел худшие ожидания. Папа полностью отверг все притязания Синаксиса и сурово его осудил.

— Ваше Святейшество, это же только усилит позицию Синаксиса! — возразила София. — Вы ведь уже решили принять их требования!

Папа покачал головой, а ответил патриарх Мамма:

— Синаксис и его последователи — глупцы и еретики. Они никогда не согласятся на унию. Поддаться им — значит лишь раззадорить и благословить нечестивые попытки присвоить власть патриарха. Если они не хотят по доброй воле вступить в унию — их должно заставить! С этими людьми нельзя договориться.

София не обратила внимания на патриарха и вновь воззвала к Папе:

— Значит, вы отворачиваетесь от Константинополя? Тогда вы отдаете нас в жертву туркам!

— Отнюдь нет. — Папа вздохнул. — Вы же сами сказали, что Константин может принудить епископов к унии. Я согласен с Маммой: не разум побуждает греков отвергать унию, но одна закоренелая гордыня. Пусть Константин добьется унии, и тогда мы посмотрим, что возможно сделать ради вашего города. До того времени мы не видим возможности помогать отринувшим церковь. Судьба Константинополя — в воле Божьей.

Николай замолчал. Когда он заговорил снова, его голос звучал уже не столь сурово.

— Простите, царевна, но я склонен больше доверять мнению патриарха, а не вашему. Он знает свою паству куда лучше, чем вы или я.

Опасаясь не сдержаться и наговорить дерзостей, София лишь поклонилась и покинула зал, не ожидая папского благословения. Выйдя наружу, она оперлась спиной о стену, сползла медленно на пол, закрыв лицо руками. Все погибло. Усилия, надежды — все пошло прахом, посольство вернется ни с чем. По одному кораблю от генуэзцев и венецианцев, и никакой помощи от Рима. Уж лучше было бы остаться дома, чем подвергнуться такому позору.

— Царевна?

София взглянула — перед ней стоял патриарх, неловко переминавшийся с ноги на ногу.

— Что вам угодно? — София не скрывала неприязни.

— Вижу, ответ Папы вас огорчил. Мне очень жаль, но я принес вам еще одну плохую новость. Я знаю, вы были близки с императрицей-матерью. Так вот, она умерла еще до моего отъезда из Константинополя.

— Что? — только и выговорила София.

Как же такое могло случиться? Теперь, когда Елены не стало, невозможно было предугадать, как поступит Константин и под чье влияние он подпадет. София встала, чтобы посмотреть патриарху в глаза.

— Как она умерла?

— Вскоре после вашего отъезда ее болезнь усугубилась. Императрица-мать отпустила докторов и целиком положилась на волю Божью, приказала впускать к себе лишь исповедника и Константина. Несмотря на это, ее состояние ухудшалось день ото дня. Насколько я понимаю, последние две недели императрица провела в беспамятстве, но успела причаститься в последний раз.

Слезы душили Софию, она только кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Она потеряла Елену, подругу и защитницу, а Константинополь утратил милость Папы. Дворец вокруг и весь Рим внезапно показались чужими и отвратительными. Что бы ни ожидало ее в Константинополе, София хотела одного: вернуться.

ГЛАВА 9

Май 1450 г.

Эдирне