Осада Бостона. Лоцман.

— Я могу порицать поступки его министров, — холодно ответила Сесилия, — но мне неприятно, когда непочтительно говорят об особе моего государя.

— Да я ничего плохого не сказал, но только как не выложить всю правду, когда она у тебя на языке вертится.

Столь неуклюже извинившись, солдат умолк и отвернулся с видом человека, недовольного собой. Между тем начальник отряда, посовещавшись в стороне с двумя своими товарищами, снова подошел к Сесилии и сообщил ей об их общем решении:

— Принимая во внимание все обстоятельства, я решил (чтобы не уронить своего звания, он говорил от первого лица, хотя в действительности уступил настояниям своих советников) отправить вас под охраной двух солдат к одному из находящихся здесь поблизости генералов. Эти солдаты покажут вам дорогу: они хорошо знают местность, и нет ни малейшей опасности, что они собьются с пути.

Сесилия наклонила голову в знак согласия и сказала, что хочет отправиться как можно скорее. Офицер еще раз коротко переговорил о чем-то с проводниками, а потом повел остальных солдат в другую сторону. Однако, прежде чем отряд разделился, один из проводников или, вернее сказать, конвоиров подошел к Меритону и с медлительностью, которую легко можно было бы принять за нерешительность, сказал:

— Нас двое и вас двое, приятель! Чтобы не было ссор и пререканий, не мешало бы проверить, что у вас с собой. Вы, конечно, не будете спорить, что это разумно?

— Ни в коем случае, сударь, ни в коем случае! — ответил лакей, трясясь от страха и с готовностью протягивая свой кошелек. — Он не тяжел, но в нем чистое английское золото, и вам оно, наверно, придется по вкусу после ваших мятежнических бумажных денег.

— Как бы высоко мы ни ценили золото, мы не грабители, — ответил с холодным презрением солдат. — Я ищу оружие, а не деньги.

— Но, сударь, если, к несчастью, у меня нет оружия, то почему бы вам не взять деньги? Здесь десять гиней, и все полновесные, честью вас заверяю. Да и серебра есть малая толика.

— Пошли, Аллен, — сказал, смеясь, другой солдат, — неважно, есть ли у этого господина при себе оружие или нет. Во всяком случае, у его товарища оружия нет — он-то, сдается мне, лучше разбирается в этих делах. А уж с одним из них мы как-нибудь вдвоем справимся.

— Поверьте, — серьезно сказала Сесилия, — у нас самые мирные намерения, и наша задача будет совсем не трудна.

Солдаты почтительно выслушали ее, и через несколько секунд отряд разделился: большая его часть поднялась по склону холма, а проводники Сесилии, обогнув вместе с ней его подножие, направились к перешейку. Они шли быстро и часто спрашивали Сесилию, не устала ли она, и предлагали, если она захочет, замедлить шаг. Во всех прочих отношениях они предоставили ее самой себе, не спуская, однако, настороженных, внимательных глаз с ее спутников.

— Ты, кажется, замерз, приятель, — сказал Аллен Меритону, — хотя для начала марта погода довольно мягкая.

— Да, я продрог до костей, — ответил лакей и задрожал, как бы в подтверждение своих слов. — В Америке адски холодный климат, особенно по ночам! Честное слово, я не припомню, чтобы у меня когда-нибудь так мерзла шея!

— У меня есть лишний шарф, — вытаскивая из кармана самый обыкновенный платок, сказал солдат, — закутай им себе шею. Когда я слышу, как ты стучишь зубами, меня тоже начинает трясти лихорадка.

— Очень вам благодарен, сударь, бесконечно вам благодарен! — залепетал лакей, опять поспешно доставая свой кошелек. — Сколько он стоит?

Аллен навострил уши и, опустив ружье, придвинулся к своему пленнику и самым дружелюбным тоном сказал ему:

— Я не собирался продавать эту вещь, но, коли она тебе нужна, я дорого не возьму.

— Дать вам гинею или две, мистер Мятежник? — спросил Меритон, у которого от страха помутилось в голове.

— Меня зовут Аллен, любезнейший, и у нас в колонии принято выражаться вежливо. Две гинеи за шарф! Не такой я человек, чтобы заламывать столько.

— Сколько же? Хотите полгинеи или четыре кроны?

— Я вовсе не собирался расставаться с этим шарфом, когда выходил из дому; он новехонький, ты сам можешь в этом убедиться при свете луны. А кроме того, теперь ничего ведь купить нельзя, и все эти вещи очень подорожали. Ладно, если тебе нужен шарф, я не буду торговаться, бери его за две кроны!

Меритон, не раздумывая, сунул деньги в руку солдата, и тот спрятал их в карман, весьма довольный собой и сделкой, принесшей ему триста процентов чистого барыша. Он поспешил шепнуть своему товарищу, что как будто он не дал маху, и оба, обсудив этот вопрос, пришли к заключению, что маху он действительно не дал. Со своей стороны, и Меритон, знавший не хуже своих американских покровителей, какова разница между стоимостью бумажной ткани и шелка, тоже был доволен состоявшимся торгом, хотя и по другим причинам. С ранних лет он привык считать, что всякая любезность имеет свою цену, а страх сделал его щедрым. Теперь он полагал, что обеспечил себе покровительство своей стражи, и под влиянием этой мысли все его прежние опасения рассеялись.