– Я всё сделаю господин, что прикажешь.
– Твои люди поедут к Мустафе, и передадут мои слова. Слово в слово. И не вздумай перехитрить меня. Ты, как заложник останешься здесь.
– О, Аллах, зачем на мою голову такое горе…
Мурза понял, что угодил в ловушку, и сейчас причитал, призывая Аллаха. Понимая, что за такие вести, Визирь прикажет ему и его людям отрубить голову. Он зарыдал в голос, и несколько раз ударил лбом землю. Когда истерика прекратилась, он холодно ответил: – Хорошо, достопочтенный урус. Я прикажу своим людям это сделать. Остальное в руках Аллаха, – с ненавистью в глазах пробурчал мурза, вытирая рукавом мокрое от грязи и слёз лицо.
– Так-то лучше, мурза.
Ромодановский приказал отпустить других мурз, с условием для Визиря, и тыкая пальцем в пленника. Затем заметно повеселевший отправился на холм, наблюдать за наступлением турок.
* Elbette lordum – турецкий язык. Конечно, мой господин.
Первая часть.
«Верхний город» в Чигирине занимал царский гарнизон. В «Нижнем городе» располагались казаки гетмана Самойловича. Воеводой Чигирина был назначен иноземный генерал-майор Афанасий Фёдорович Трауэрнихт. Вместе с его назначением в город прибыло более двух тысяч стрельцов.
Под командованием полковника Коровченко находилось шестьсот казаков, Чигиринского полка, и сердюков полторы тысячи. Полтавского полка пятьсот казаков, левобережных казаков две с половиной тысячи, надворная, пешая хоругвь Самойловича, четыреста человек, и рота гетманских драгун. Всего более пяти тысяч человек.
Городская артиллерия насчитывала пятьдесят девять пушек, в «верхнем городе», из которых исправных была двадцать одна. Ещё имелись четыре гранатных пушки, и мортира. Четыре пушки стояли в городе.
В стрелецких приказах присутствовала двадцать одна двухфунтовая пищаль. Запас ядер был явно недостаточным, для длительной обороны. Зато продуктов, пороха, имелось в избытке.
Перед защитниками Чигирина стояла не простая задача. Задержать, и не впустить в город турецкие войска, до подхода армии Ромодановского.
В начале августа к старому валу была предпринята попытка первой вылазки осаждённых. Трауэрнихт направил девятьсот стрельцов, и более тысячи казаков из «Нижнего города». Ранним утром завязался кровопролитный бой, на валу, с турками, и до вечера не утихал. Казакам и стрельцам неимоверными усилиями удалось откинуть турок назад, и вечером вернуться в крепость. При этом потери казались не большими. Стрельцы смогли унести раненых и убитых, за стены города, при этом казаки успешно прикрывали отход.
Через два дня турки открыли шанцы и в пятидесяти саженях от городских стен установили две батареи, и направили в крепость парламентариев, с требованием сдаться. Получив отказ, турки открыли огонь, и за день плотной, не прекращающейся пальбы по «верхнему городу» и Спасской башне, разнесли часть городских стен. И на следующий день, передвинули свои шанцы на десять саженей к городу, и разбили Дорошенковскую башню, которую обороняли стрельцы. Защитники были вынуждены снять орудия с башни, и поставить их на новые позиции.
Затем турки снова продвинулись на десять саженей, и атаковали башню «Козий рог», подавляя городскую артиллерию, и пробив стену в нескольких местах. Копая траншеи, янычары остановились в двадцати саженях от городских стен, и в упор расстреливали город. Стрельцы, проявляя неимоверную храбрость, выбирались из укрытий и забрасывали турок ручными гранатами, при этом им удалось захватить ближнюю к городской стене траншею.
Отброшенный противник, не собирался отступать. Чтобы укрепиться, по приказу Трауэрнихта, солдаты и стрельцы, усиливая укрепления, насыпали новый вал из песка, позади городской стены, и там установили орудия.
В комендантском доме, в крепости, больверк*, на ночь расположилось чуть больше сотни казаков. Многие из них пришли по своей воле, когда узнали, какая беда надвигается на отечество. Оставили свои дома, семьи, детей. Ефим Стародубцев, молодой парень, двадцати пяти лет, с Запорожского села Знаменка, прибился по дороге к Чигирину, к отряду казаков, и вместе с ними защищал осаждённый город.
Вечером казаки укладывались спать, и троих человек послали на городские стены, в дозор. Старший из казаков, прославленный запорожец Иван Подопригора, выбирая казаков, обучал их как себя вести, в случае внезапного нападения турок.
– Значит так, хлопцы, не спать, глядеть в оба. Ефим, ты как самый смышлёный, отвечаешь головой. Понял?
– Как не понять, батько. Не в первой в дозоре стоять.
Ефим улыбнулся, обнажая зубы, и поправляя на боку саблю.
– И где ж ты в дозоре стоял? Просвети, умник. Небось, в поле, когда коров выгонял? Или за девками на реке подглядывал?
Среди казаков поднялся шум и смех. Многие открыто насмехались над молодым казаком, подначивая молодца.
– А ну цить, ироды, окаянные. Вам только волю дай, заклюёте как вороны, не пожалеете. Не зря говорят, язык без костей. Молодой хлопец, но толковый. Если выживем, заберу его на Сечь. Нам такие хлопцы ко двору. Игнат, пригляди за парнем. Мало ли чего.