Осада и оборона крепостей. Двадцать два столетия осадного вооружения

С улыбкой на лице Бренн неторопливо объезжал различные уголки лагеря: он разговаривал со всеми, кто встречался, и его мягкий, проникновенный голос, похоже, восстанавливал порядок и тишину везде, где его слышали. Его слова и советы, а также усталость, которая стала охватывать толпу, скоро помогли спокойствию победить замешательство, которое поначалу здесь царило. Затем Бренн вошел в свое жилище, которое приказал построить для себя на выступающей вершине скалы перед Немедой, и вызвал к себе Томара.

Томар был одним из чужеземных воинов, которых Сигильд держал подле себя после описанного выше собрания. Были ли эти иностранные воины вынуждены покинуть свои родные края в результате опустошения их владений и гибели семей, как это утверждал Бренн, или же их изгнали соотечественники за какие-то прегрешения? Этого мы сказать не можем. Наверняка они отдали свои тело и душу Сигильду, который, со своей стороны, был в состоянии щедро вознаградить их за преданность. Томар был среднего роста, и его крупная голова на короткой шее, ощетинившаяся жесткими, густыми волосами, казалось, поворачивалась с трудом. Лицо его тоже сохраняло какую-то печать неподвижности; но не такими были его серые глаза, которые под серыми же бровями как будто пронизывали все вокруг, а в остальном этого человека можно было принять за грубо отесанное изображение из дерева. Со своей согнутой спиной, длинными руками, всегда висящими по бокам, тяжелыми и полусогнутыми ногами, Томар тем не менее мог совершать двенадцатичасовые переходы не повернув головы. И тем не менее к концу перехода это похожее на машину существо успевало разглядеть все, что было видно на всем пути, и могло доложить о том, что оно заметило, с самыми детальными подробностями и в самой точной последовательности. Он мог говорить на многих галльских диалектах, но никто – даже Сигильд – не знал его прошлого. Томар редко смеялся. Как-то бродячий торговец привез с собой в долину обезьянку; и вот, наблюдая за гримасами этого образчика четвероруких, Томар взорвался хохотом. Это был практически единственный раз, когда он позволил себе подобную вспышку эмоций, и, если кому-то хотелось вызвать какое-то подобие улыбки на его жестком лице, он должен был напомнить об этой обезьянке.

В своей обычной манере Томар вошел в жилище Бренна бесшумно, как кошка, и, остановившись перед Сигильдом, сказал: «Я здесь!» – «Томар, я полагаюсь на твою помощь». – «Да». – «Ты покинешь лагерь так, чтобы ни единый человек – подчеркиваю, ни единый человек – не подозревал о твоем уходе». – «Да». – «Ты дойдешь до границы секванов (секваны – группа галльских племен, жившая на востоке Галлии (совр. Франш-Конте на востоке Франции). – Ред.), понял? Ты переговоришь с Дитовиксом, понятно?» – «Да». – «Ты попросишь у него пятьсот воинов из разряда тех, кому нечего терять». – «Да». – «Ты скажешь ему, что эти воины найдут здесь землю и богатство». – «Да». – «Ты проведешь их через леса, собрав всю информацию, какую сможешь». – «Да». – «Тебе понадобится три дня на дорогу, один день на то, чтобы устроить дела с Дитовиксом, собрать пятьсот воинов – шесть дней, привести их сюда – четыре дня, всего четырнадцать дней.

Рис. 5a. Первая осада – Сигильд и Томар