Осада Кавказа. Воспоминания участников Кавказской войны XIX века

Гвардейского Генерального штаба капитана Муравьева 4-го назначил в экспедицию, для обозрения восточного берега Каспийского моря, собрания сведений о народах туркменских, по оному обитающих, об их количестве, торговле, промышленности и о прочем.

Ему поручено было изыскать удобную для судов пристань и место для устроения крепости и, буде нет особенной опасности в переезде степи, отделяющей Хиву от моря, отправиться с письмами от меня к хивинскому хану, на каковый случай дал я капитану Муравьеву приличные подарки и приказал употребить возможные убеждения в дружественном расположении к хану российского правительства, и сколько торговля, обеспеченная от набегов живущих на степи народов, может принести взаимных выгод.

Основание торгового заведения на Восточном берегу было мнением адмирала Николая Семеновича Мордвинова, предложенным им на рассмотрение Комитета министров, от коего и получил я оное при отъезде в 1816 году в Грузию, дабы, при удобном случае, собрал я нужные по сему предмету сведения и их представил.

Что же касается до сношений с ханом хивинским, я начал их сам, рассуждая, что, не имея некоторых познаний о самой земле, с которою намереваемся распространить торговые связи, не можно с верным расчетом приступить к оным, и еще менее решиться на заведения, требующие от казны издержек, немало значащих. Сношения от имени моего предпринял потому, что знал своеобычный и гордый характер хана и что скорее мне приличествовало снести, нежели самому правительству, если бы он сделал гордый и дерзкий отзыв, который мог последовать, по его понятию о своем могуществе и в надежде на ограждение степями непреодолимыми. К тому же имел я в предмете живущих в Персии английских Индийской компании^[25] чиновников, которым посланная от правительства экспедиция могла наводить сомнение, а от меня отправленный офицер ни малейших не возбуждал подозрений, особенно когда я нарочно не скрыл о том и писал к персидскому министерству, чтобы суда наши приняты были дружественно, если им случится зайти в Астарабат.

Берег восточный Каспийского моря со времен Петра Великого обращал на себя внимание^[26], и есть довольно хорошее описание оного нашими офицерами, но о пути в Хиву по сему направлению, и собственно о самой земле, не мог я ничего сообщить капитану Муравьеву в руководство.

В письмах моих к хану употреблены скромные выражения собственно на счет мой, например: Великий и Могущественный Главнокомандующий, и тому подобное. Долго писал я обыкновенным образом, но приметил, что здравое суждение не столько внятно здешним народам, как пышные глупости.

От шамхала Тарковского и военного начальника в Кубинской провинции получал я известия, что акушинцы возмущают соседственные им дагестанские народы, и в особенности наказанных в прошедшем году жителей Мехтулинской области, обращая сих последних на шамхала; что башлынцы живут по-прежнему в городе, в надежде, что акушинцы защитят их, если бы русские вздумали их выгнать; что владения уцмея каракайдацкого готовы к возмущению, хотя сам он нимало не примечен в участии; что идущие от Дербента на линию торговые караваны подвергаются грабежу и уже нет безопасного сообщения.

Словом, видна была необходимость наказать акушинцев, которых самонадеянность и дерзости начинали быть несносными.

По поводу сего, повторив представление о прибавлении войск, я, в рапорте моем, от 12 февраля, писал следующее:

«Государь! Внешней войны опасаться не можно. Голова моя должна ответствовать, если вина будет со стороны нашей. Если сама Персия будет причиною оной, и за то ответствую, что другой на месте моем не будет иметь равных со мною способов. Государь, употребив меня в качестве посла, дал мне средства иметь те сведения о земле, которые другой долго собрать не может.

Видел я, каких стоит Персии усилий одна Хорасанская провинция, в которой не может в продолжении девяти лет погасить возгоревшееся пламя мятежа, и Хорасан не повинуется.

В мое пребывание в Султании и, можно сказать, под моими глазами, с поспешностью отправлены были войска на место истребленных хорасанцами. Не укрылся от меня ропот подданных на беспутное управление, на изнуряющие налоги; знаю, что не встретим сопротивления со стороны жителей пограничных провинций, напротив ожидать можем пособий.

Сии сведения составляют преимущество мое над теми, которые займут мое место, и она обратиться во вред ей. Внутренние беспокойства гораздо для нас опаснее. Горские народы примером независимости своей в самых подданных Вашего Императорского Величества порождают дух мятежный и любовь к независимости. Теперь средствами малыми можно отвратить худые следствия; несколько позднее и умноженных будет не достаточно. В Дагестане возобновляются беспокойства, и утесняемы хранящие Вам верность! Они просят справедливой защиты у Государя Великого, и что произведут тщетные их ожидания?

Защита сия не состоит в бесславном рассеянии и наказании мятежников, ибо они появляются после, но необходимо между ними пребывание войск, и сей есть единственный способ смирить их.