Встал с рассветом и долго не мог отделаться от колосьев, которые забрались и за шею, и под рубаху, и в волоса. Полукафтан был весь в грязи, а уж на что был похож белый чехол на шапке — просто и сказать не могу. Между тем меня назначили дежурным и надо было в таком виде являться начальству. Но какова была моя радость, когда я увидел свое начальство нисколько не в лучшем виде — та же грязь и те же колосья повсюду. Вскоре получилось приказание идти всем на Турчидаг, где был штаб главнокомандующего. Слабых солдат с добычею, взятою на Гунибе, отправили в лагерь, а мы тронулись в противоположную сторону. Сначала от Гуниба дорога была прекрасная, между березовыми рощами, но дальше с каждым шагом становилась все хуже и хуже. Параллельно дороге бежал ручей чистой воды, пить страшно хотелось, а нельзя: кругом ручья и даже в нем лежало несколько убитых мюридов. Солнце поднялось и жгло немилосердно; трупы несчастных уже заметно раздуло и они начинали издавать неприятный запах. Разложению их много способствовало еще и то, что удальцы милиционеры успели поснимать с них платье и они лежали почти голые. Прошли огромный завал, на котором, против дороги, поставлено было чугунное орудие на деревянном лафете с деревянными же сплошными колесами. Из этого-то орудия Шамиль Иванович угощал наших ширванцев гранатами и картечью, которые и теперь были разбросаны всюду около орудия. Орудие было не заряжено, но запах пороховой гари показывал, что оно недавно еще было в действии. Правее орудия, в завалах, были сделаны гигантские ворота со стенками шириною в сажень. Они были завалены бревнами и открыты ширванцами уже после взятия Гуниба. По дороге ниже первого завала валялось много убитых мюридов. Они остались на тех местах, где происходили схватки их с ширванцами. Один из трупов, раздутый, с потрескавшейся кожей, был обожжен. Это беглый солдат, вероятно артиллерист, который стрелял по ширванцам, когда те шли в гору; найдя его при орудии, ширванцы избили его прикладами до полусмерти, зажгли на нем платье, и он обгорел совершенно. Несчастный получил награду по заслугам! Прошли еще один завал, гораздо больше первого, тоже с воротами и тоже покрытый трупами мюридов, и начали спускаться по тропинке, которая становилась все круче и труднее. Тяжело было идти, а нас все еще торопили, чтобы поспеть к общему сбору войск, где, как передавали, будет благодарственное молебствие в присутствии главнокомандующего. Наконец, к 4-м часам пополудни, показался Турчидаг. Здесь нам дали около часу отдохнуть, а потом довели на площадь для слушания молебна. Перестроившись в батальонную колонну, мы заняли место между апшеронцами и самурцами. Парадом командовал генерал-майор Ракуса, который уже был в анненской ленте, полученной им за переправу на Сугратле. Гренадеры и самурцы оказались одетыми в полную парадную форму, в чистых белых чехлах и офицеры в перчатках, а мы, несчастные дагестанцы и апшеронцы, походили на оборванцев, все в грязи, кто в грязном чехле, а кто и вовсе без него; у апшеронцев 60 охотников были в лаптях и поршнях. Но зато смотрели мы настоящими орлами: ведь дагестанцы взяли переправу, следовательно, проложили дорогу в Аварию, а апшеронцы первые взяли Гуниб, стало быть, и Шамиля — чего же больше? Все-таки злые гренадеры прозвали нас зуавами. «Смирно!» — зазвучал голос нашего храброго генерала Ракусы, и все мы бросились по местам. Барятинский подъехал верхом прямо к походной церкви и остановился, не слезая с лошади. Нам скомандовали «на молитву», офицеры подвинулись к алтарю и молебен начался. Барятинский, в обыкновенной форме, сидел верхом на прекрасном жеребце; на ногах вместо сапог бархатные башмаки, волосы на голове взъерошены, а в левой половине бак вырван клочок волос. Он сидел неподвижно, задумавшись, и все время смотрел на священника. Вот молебен кончился, священник провозгласил многолетие Государю Императору, начался салют из орудий; Барятинский, не слезая с лошади, подъехал и приложился к кресту.
«Смирно! Слушай, на кра-ул!» — опять раздается команда генерала Ракусы. Барятинский начал объезжать войска и благодарил отдельно каждый батальон за взятие Шамиля. После объезда прошли мимо главнокомандующего два раза церемониальным маршем, и громкое «ура» эхом разносилось по окрестным горам. Но вот опять выстроились в первоначальном порядке; Барятинский еще раз благодарил нас, обещая всех наградить, и в конце произнес: «За ваши труды, братцы, дарю вам пока десять тысяч рублей». Крики «ура» еще раз потрясли воздух, и мы стали расходиться по своим бивакам.
Сегодня был отдан приказ по кавказской армии: «Шамиль взят; поздравляю кавказскую армию. Главнокомандующий генерал-адъютант князь Барятинский». Этим событием закончилось покорение восточного Кавказа. Мы возвратились в свои зимние квартиры, но уже не по неприятельской, а по нашей собственной земле.
Воспоминания