Осада Кавказа. Воспоминания участников Кавказской войны XIX века

Март месяц был роковым для абхазов правого берега Белой, то есть тех самых друзей, у которых мы в январе и феврале покупали сено и кур. Отряд двинулся в горы по едва проложенным лесным тропинкам, чтобы жечь аулы. Это была самая видная, самая «поэтическая» часть Кавказской войны. Мы старались подойти к аулу по возможности внезапно и тотчас зажечь его. Жителям предоставлялось спасаться, как они знали. Если они открывали стрельбу, мы отвечали тем же, и как наша цивилизация, то есть огнестрельное оружие, была лучше и наши бойцы многочисленнее, то победа не заставляла себя долго ждать. Но обыкновенно черкесы не сопротивлялись, а, заслышав пронзительные крики своих сторожевых, быстро уходили в лесные трущобы. Сколько раз, входя в какую-нибудь только что оставленную саклю, видал я горячее еще кушанье на столе недоеденным, женскую работу с воткнутою в нее иголкою, игрушки какого-нибудь ребенка брошенными на полу в том же самом виде, как они были расположены забавлявшимся! За исключением, кажется, одного значительного аула, которого население предпочло сдаться и перейти в равнинную полосу, отведенную для покорных горцев, мы везде находили жилища покинутыми и жгли их дотла. Думаю, что в три дня похода мы сожгли аулов семьдесят, впрочем преимущественно небольших, так что совокупное их население едва ли превосходило тысяч пять душ. Для солдат это была потеха, особенно любопытная в том отношении, что, неохотно забирая пленных, если таковые и попадались, они со страстным увлечением ловили баранов, рогатый скот и даже кур. Этот захват покинутого горцами или отбитого у них имущества был приведен в систему. Куры могли становиться частною собственностью поймавших их; но быки и бараны делались общим достоянием отряда и шли в раздел между всеми участвовавшими в набеге. Помню один из случаев такого раздела. На небольшую лужайку перед палаткою Геймана был согнан весь скот и распределен на разряды: бараны отдельно, телята и мелкие бычки отдельно и наконец крупный скот отдельно. Сосчитали число животных, сделали небольшую арифметическую выкладку, почем дать на батальон и, кажется, даже на роту, и стали передавать выборным от этих рот, считая двух телят или молодых бычков за одного взрослого. Крупный скот предпочтительно шел «в пользу полкового лазарета», то есть угнан был на Шедок, для обработки полковых пашен; весь прочий был роздан частям войск, находившимся налицо. Все делалось чинно, в порядке; но вот одному солдату крайне понравился какой-то баран, с особенно длинною шерстью, годною на папаху. Он успел унести его «не в счет»; но тут же был пойман и подвергся свирепому наказанию. Гейман приказал держать его стоя и дал триста не розг, а конечно, палок, тут же вырезанных в лесу. Несчастный сначала кричал, потом замолк, и только слышалось хлестание лоз, наведшее на всех ужас. Гейман стоял хладнокровно, с раздувшимися ноздрями, с налитыми кровью глазами и только изредка приговаривал: «Хорошенько!» Непроходимая бездна легла с этой минуты между мною и им, как человеком, хотя мы все продолжали оставаться в наилучших отношениях, как сослуживцы.