Осада Монтобана

Вес подвиги предков Валентины рассказывались в этой хронике, иногда красноречивой. Эти простые рыцари были бескорыстны до такой степени, что никогда не добивались более высокого звания взамен услуг, которые они оказывали своим государям. Каждый из них, по мнению современников, мог бы прибавить к своему имени эпитет первого из их поколения — Жеральда Безупречного... Каждый, кроме последнего. Историк сообщал, что он умер насильственной смертью в 1621 году, оставив свою память омрачённой двойным обвинением в измене: королю и своим друзьям-протестантам.

«Общественный голос утверждает, — рассказывала рукописная хроника, — что он послал ложное известие монтобанскому губернатору, чтобы принудить его напасть на тех, кого послал Людовик XIII по условию завладеть одними из ворот города. Если бы вследствие этой атаки взбешённые католики взяли город приступом и его проделка открылась, он доказал бы королю, слепому врагу реформы, что, действуя таким образом, он доставил ему полную покорность гугенотов, без условий и без всяких уступок. Если, напротив, — а так и случилось, — кальвинисты одержали бы верх, он должен был занять место маркиза де ла Форса в гугенотской партии и получить денежные выгоды, которые серьёзный успех в военной хитрости (как он называл свою подлую засаду) предоставляет в военное время. К счастью, друг Рене де Нанкрея, душа доблестная и твёрдая, помешал ему извлечь из этого выгоду со стороны протестантов, оставшихся победителями в кровопролитной борьбе, где изменник вёл двойную игру. Граф Филипп де Трем, полковник королевского полка, не допустивший Монтобанскую ретираду, узнал гнусную тайну ренегата и сделался для него новым Брутом; он убил его в день измены, а жена его, Сабина де Лагравер, доведённая до отчаяния позором, завещанным ей мужем, пронзила себе сердце на его трупе шпагой, обесславленной им».

«Вот, — прибавлял летописец, — что сказали и разгласили о самом честном, самом храбром, самом великодушном дворянине, Рене де Нанкрее, самой чистой жертве наших междоусобных распрей! А вот вся истина, опровергающая гнусную ложь, которую демон в человеческом обличье сумел выдать за правду и которой поверила всеобщая слепота. Но виновник всех этих преступлений, убийца, лишивший чести Рене де Нанкрея, и жизни его и Сабину де Лагравер, граф Филипп де Трем искупает теперь своё преступление перед вечным судом».

Норбер рассказывал далее подробно истинную историю Монтобанской измены. Число, поставленное на этом рассказе, показывало, что он был написан в 1625-м, через четыре года после катастрофы. Этот рассказ заканчивал собственно так называемую летопись далёких событий. Но рукопись продолжалась, через три белые страницы, уже в форме мемуаров или личных записок.

«Мне было позволено, — сообщал Норбер, — распутать эту мрачную тайну только с 1624 года. Кардинал де Ришелье заступил при Людовике XIII на место маркиза де ла Вьевиля, арестованного и отвезённого в замок Амбуаз по приказанию короля. И однажды ночью меня и Валентину де Нанкрей, которая вследствие несчастий её родителей осталась под моими смиренными попечениями, увезли из Лагравера в Париж во дворец кардинала. Он внимательно смотрел на девочку, которой пошёл тогда девятый год, потом отвёл меня в сторону.

— Зачем, — спросил меня кардинал, — вы выдаёте за вашу дочь единственную наследницу Нанкреев?

— Уверяю вас, монсеньор...

— Не лгите, я знаю всё! — строго перебил он меня. — После грабежа и пожара замка её отца вы отправились с этой девочкой и своим сыном в скромный замок за несколько лье от Нанкрея, принадлежащий той же фамилии. Станете ли вы отпираться в этом?

— Нет, монсеньор.

— Вы воспользовались тем, что немногие слуги в Нанкрее погибли от ярости солдат, и уверили лаграверских слуг, которых было ещё меньше, что их молодая госпожа сделалась добычей пламени.

— Не стану отпираться.

— Этот обман был тем для вас легче, что лаграверские слуги и фермеры все недавно были сменены. Никто из них не видал наследницы Рене де Нанкрея до той минуты, когда вы представили её им как вашу незаконную дочь. Вы уверили всех их, что скрывали до сих пор её существование из опасения заслужить порицание вашего брата и главы дома, от которого вы происходили с незаконной стороны. Так ли это?

— Так, монсеньор.

— Ну, я также подробно знаю тайные причины, направлявшие ваши поступки... Брат ваш по крови тайно продал вам Лаграверский замок со всеми его принадлежностями, в случае смерти его единственной дочери, потому что у него и жены его Сабины остались только дальние родственники. Это из корыстолюбия...

— Монсеньор, — перебил я, — всё имущество Валентины де Нанкрей конфисковано за мнимую измену её отца. Если бы не купчая, позволившая мне сохранить для неё скромное убежище, она странствовала бы теперь, как нищая... Прикажите обыскать мои бумаги, и в них вы найдётся дарственную запись, по которой я возвращаю Валентине по её совершеннолетии имение, на которое я смотрю как на вверенный мне залог.

— Итак, вы из преданности скрывали от этой сироты и от всех её происхождение?