— Положить оружие! — повторил в третий раз полковник и обнажил шпагу.
Жест был так грозен, сталь сверкнула таким зловещим блеском, что бунтовщиками овладело убеждение, что перед ними существо сверхъестественное, и они пали духом.
— Пощады! Пощады! — вскричали они, бросая мушкеты и становясь на колена перед тремя братьями, которые занесли уже над ними шпаги.
— Я вам дарую пощаду, — отвечал граф Робер, снова принимая вид спокойного величия. — Но вы лишились всех выгод, которые я даю вашим товарищам, и с этой минуты вы числитесь слугами при обозе. Вы доказали мне, что из дурных солдат избранные — самые худшие. Вы даже не жадные грабители, а просто гнусные убийцы! Переломите ваши сабли; носить их, как не имеющие более права, и ступайте к товарищам, у которых теперь будете слугами.
Они повиновались со вздохами, скорее походящими на рычание.
— Что было причиною бунта? — спросил полковник, когда солдаты с жалобным видом направились к городу.
— Вот эти путешественники, которых солдаты хотели убить, — ответил майор.
Полковник обернулся к Норберу и Валентине, всё ещё стоявшим у кареты. Лицо молодой девушки было почти одного цвета с белыми волосами старика. Она не сводила пылающего взора с отважного полковника, появление которого спасло её и её защитников. В этом выразительном взоре высказывались восторженное удивление и благодарность.
Прекрасные черты, выражение лица и стройный стан Валентины де Нанкрей произвели сильное впечатление на главное действующее лицо описанной нами драмы. Он медленно подошёл к молодой девушке и, сняв шляпу, поклонился ей почтительно. Теперь задумчивое лицо его выражало глубокую чувствительность.
— Милостивый государь, — сказала ему Валентина, прежде чем он успел заговорить с нею, — за себя и за отца моего благодарю вас за жизнь, которой мы обязаны вам! Да защитит вас своим святым покровом Пречистая Дева за то, что вы спасли меня от оскорблений, от которых оградить себя я могла бы одною лишь смертью.
Слова эти вырвались прямо из души и отозвались в сердце графа Робера. Взволнованный, смущённый, он простоял с минуту неподвижно. Вид незнакомки производил на него какое-то безотчётное, почти магнетическое обаяние. Он преодолел его с трудом.
— К сожалению, — сказал он наконец с оттенком грусти, — я не заслуживаю ни вашей благодарности, ни ваших благословений. Когда я старался избавить от этих злодеев моих братьев, я не знал, что вместе с тем спасаю и вас.
— Но мы знали, для кого жертвовали жизнью, — заметил майор с горечью.
Внимание Валентины так поглощено было старшим братом, что она в выражении своей благодарности забыла упомянуть о младших. Блистательное мужество графа Робера затмило в её глазах обыкновенную храбрость Анри и Урбена.
«Мы защищали её не случайно», — думали они, и чувство ревности шевельнулось в их душах.
— Привяжи постромки и сядь на козлы, — приказал полковник кучеру, который от страха забился под карету, лишь только опомнился от удара саблей по голове.
— Не угодно ли вам сесть, — продолжал с изысканною учтивостью граф Робер, отворив дверцу кареты. — Теперь вы можете продолжать ваше путешествие.
— Надо же нам, по крайней мере, знать, кто они и куда едут, — вмешался поручик решительным тоном.
— Ты прав, — подтвердил майор, — этого требует военный устав. Путешественники едут к линии маршала де Брезе.
— Но во время войны нельзя допускать свободного сообщения.
— Это было бы слишком удобно для шпионов.
Военная точность молодых офицеров служила только прикрытием их сильному желанию задержать долее при себе ту, любовь которой они безумно надеялись обрести.
— Вы слышали замечание моих подчинённых, — сказал полковник. — Угодно вам снисходительно удовлетворить их требование, или вы оставите его без внимания? Это вполне зависит от вас.
Слова эти, исполненные почтительного доверия, обращены были к Норберу, который впал в своё обычное бесчувствие, как скоро перестали сражаться.
— К несчастью, — сказала Валентина, мой бедный отец не всегда в состоянии понимать, что ему говорят. Однако я знаю, что он желает скрыть наше имя, пока не свидится со своим сыном, который теперь должен был уже вступить волонтёром в армию маршала де Брезе.
Валентине стоило показать пропуск, подписанный кардиналом де Ришелье, чтобы доставить себе покровительство и помощь каждого французского начальника. Но в армии маршала де Брезе было много офицеров, принадлежащих к партии, враждебной кардиналу. Если случай свёл её с одним из них, он мог бы сообщить де Тремам, узнав об их знакомстве с нею и под чьим покровительством она путешествовала. Даже только назвав себя, она могла повредить успеху своего предприятия.
— Желание вашего отца будет исполнено! — вежливо сказал полковник, подавая ей руку, чтобы посадить в карету, в которую помог уже сесть Норберу.
Младшие братья побледнели от зависти и обманутой надежды.
— Ноя должна знать имя моих избавителей, чтобы молиться за них, — сказала Валентина, высунув голову в опущенное окно, в то время как лошади уже тронулись с места.