Осада (СИ)

Беседа зашла о неумолимо надвигающемся на столицу голоде. Глаша немедля вспомнила девяносто третий год – благо было с чем сравнивать. В поселке, куда их распределили, народу осталось мало, все больше старики, сами на попечении у родных, коли те их еще не бросили..

В этот момент Отец Дмитрий скромно, непривычно скромно сел подле, продолжив начатый супругой рассказ.

– Я тогда, сколько, да больше пяти лет служил, и то из церкви начал народ разбегаться. У меня ризничий был и бабулька, торговавшая свечками, они дружно в первопрестольную удрали. В самом деле, ну на какие шиши жить, инфляция чудовищная, в магазинах хоть и продается что, но кто это купит, разве что кости, да и то не каждый день. Только хлеб из Москвы завозили. Остальное на своих огородах. Глаша торговала в сельпо, но и у нее в основном в долг брали, зарплата успевала всякий раз устаревать. Конечно, все считали, что уж попадья попала в хорошее место, ведь Церковь своих не бросает. А кому сказать, какая у меня зарплата была тогда – около тысячи рублей – бутылка водки, кажется. Как выкручивались, жутко сказать. Глаша крапиву варила. А вот зимой чуть не пришлось закрыть церковь.

– Ты тогда приколотил на шоссе табличку с рекомендацией посетить «образец русского зодчества», – поддержала его взволнованная и вступлением супруга в разговор, да и самими воспоминаниями попадья; он кивнул. – А и вправду, что делать было, церковь старая, мы своими силами в ремонт вложились, иконами нас епархия одарила от щедрот своих, только красоту навели, как вот все это и началось – инфляция, новый мир. Порой и утрени не проводились, потому как некому было присутствовать.

– Да, зимой на горку редкая бабулька доберется, скользко, – он улыбнулся: – А как церковь за государство зацепилось, так все у нас и пошло в гору. Стали без акциза торговать алкоголем и табаком, а тут и инфляция заглохла, спонсоры богатые появились, которым надо было пред Господом деньги отмыть, словом, пришли в себя.

– Знаете, батюшка, вы просто мои слова сказали, – Алла Ивановна посмотрела на враз притихшую попадью.

– Да что душой кривить, ведь так и было, – Глаша едва заметно кивнула, робко, нерешительно признав факт тщательно замалчиваемый, но шилом из мешка вылезающий и колющий глаза. Отец Дмитрий продолжил: – А вот сейчас Церковь действительно на подъеме. Новый патриарх…

– Вы о нем уже высказывались, может, супругу пощадите.

– Я не об этом. Вы слышали, что Кирилл постановил вернуться к практике домовых церквей и поквартирных треб? – она покачала головой. – Суть такова: поскольку русский народ как никогда нуждается в поддержании веры, но из-за невозможности вернуться в церкви, в самом деле, кто там их охранять будет, всякому, еще оставшемуся в живых священнику, следует объявить о себе и заново распределиться. Завести либо у себя на квартире, либо в дому где, не суть важно, церковь и там совершать утрени и вечерни, крестить и венчать….

– Как же это Булгакова напоминает, помните в «Собачьем сердце» Швондер со товарищи устраивали подобное? – он вздохнул.

– Ну как такое не вспомнить. К слову, домовых сект сейчас расплодилось невиданное количество, так что мера хоть и, скажем прямо, не больно хороша, но действительно, выхода другого нет. Эти приверженцы скорого апокалипсиса уже на каждом шагу, да вы сами прекрасно знаете.

Москва в последние дни превратилась в скопище самых разных людей, громадный приток беженцев, происшедший за последний месяц сделал свое дело: многие люди, попавшие в экстремальную ситуацию, не в силах найти утешение ни среди родных или близких, ни в закрытых церквах, шли к тем, кто давал хоть какое-то утешение – к дешевым шарлатанам и вымогателям. Отец Дмитрий тут же хмыкнул про себя: без двухтысячелетней истории, которая давала старым шарлатанам и вымогателям карт-бланш при выворачивании карманов прихожан взамен на deus ex machina. Так что свежеиспеченные проповедники плодились как грибы, требуя и обосновывая свои требования в соответствии со сдвигом собственной крыши. Церковь не могла остаться в стороне… этого денежного потока, да и вообще в стороне. Посему, не получив одобрение в верхах на открытие храмов, в поддержку своих новаций выступило с инициативой и выдвинуло боевой резерв – православные дружины. В кои-то веки им доверили дельную работу по охране общественного спокойствия и благочинности.

Как раз сегодня отец Дмитрий ходил узнать, что это, и как выглядит. Центральным штабом дружинников стал громадный дом на Остоженке, бывший Центр оперного пения Галины Вишневской, как раз за стенами Зачатьевского монастыря, буквально раздавив своей массой немногие сохранившиеся внутри церковные строения. В самом монастыре жили дружинники, прибывшие из захваченных живыми мертвецами мест, а в центре пения находилось что-то вроде приемной комиссии. Не без любопытства отец Дмитрий посетил и подивился на ее непростую работу, достойную отдельного описания.