– А я… знаешь, мне даже казалось, что это и лучше. Ведь мы… – и снова неловкое молчание. Мария Александровна зарделась и потупилась. – Глупо, конечно. Не понимаю, почему именно сейчас и именно так…. Мне все время кажется, что ты приехал ко мне не просто так. Не на чай с вареньем.
Он долго не находил нужных слов. Наконец, нерешительно начал:
– Я проверял блокпосты на дальних подступах к поселкам. ФСО отрапортовало, мол, все в порядке, а потом началось бегство и погромы. Сейчас оставлены Горки-2. На этом направлении у нас вообще ситуация из ряда вон…. Нет-нет, ты не волнуйся, пока все еще в порядке.
– Ты всегда приезжаешь, чтобы сказать, что мне пора перебираться дальше. Ближе к Москве, к нему.
– Это не совсем так. Но в районе села Знаменского был массовый выход мертвецов. Но нет, я не про это хотел сказать, – неожиданно резко произнес он, будто пытаясь прогнать собственные страхи. – За этот забор ни один мертвец не проберется, никогда.
– Ты рассказывал.
– Да-да. Никакой опасности нет. Только живые, – он покусал губы, не зная, как лучше сказать. – Здесь много брошенных особняков, сама знаешь, все поселки в округе очень дорогие. И по цене домов, и по цене жильцов. Все хотят быть поближе к резиденции. Или поближе к тем, кто рядом с ней. Ну и выстраивалась, начиная с середины девяностых такая цепочка. Сейчас ее оборвали. Те, кто должен защищать, попросту мародерствует. За неделю на этом направлении мы потеряли пятьсот человек. Я заехал…. Я просто боюсь за тебя. Ты одна. Кроме охраны, конечно, – поспешил добавить он, – я приказал сменить ребят из ФСО на моих, но на душе все равно неспокойно.
– Ты хочешь, чтобы я перебиралась в Москву? – он кивнул. – Я ведь бежала оттуда.
– И все равно. Понимаешь, глупо скрывать, что у нас за ситуация. Завтра назначена еще одна спецоперация, потом Денис улетит во Владивосток, тогда, наверное, все и решится.
– Если бы он не вернулся…. Прости, я сама не знаю, что говорю. Я… господи… Влад, ты меня простишь – за все?
– Маш, конечно. Я никогда не держал на тебя обиды, – она вздохнула с явным облегчением.
– Ты хороший. Ты очень хороший человек, Влад. Не знаю, почему ты до сих пор не можешь выкинуть меня из сердца.
– Ты знаешь, почему.
– Вот это меня и тревожит. Ты не видишь, насколько я ниже тебя, насколько хуже, насколько… насколько всё.
– Не говори так.
– Я должна.
– Я все равно тебе не поверю.
– Ты как ребенок, Влад.
– Ты тоже, Маш, – она вздохнула порывисто, посмотрела ему в глаза. Улыбнулась с трудом, готовясь сказать, покусала губы.
– Я всегда была твоей, Влад, ничьей больше. Денис… это предлог, испытание, попытка уйти, глупая попытка, сама знаю, но я ничего не могла с собой поделать. Я не хотела мучить тебя собой, я как кошка, хотела… хотела быть другой, с другим, но не получилось. Я хотела, чтобы ты забыл, но не смогла, нет, вру, не хотела до конца заставить тебя сделать это. Я… – она замолчала, и неожиданно резко прибавила: – Я все сказала, Влад. Больше мне говорить нечего. Теперь, пожалуйста, оставь меня.
– Как скажешь, – медленно произнес он, нерешительно поднимаясь с дивана. Марина Александровна вскочила следом.
– Пожалуйста, оставь и… если все будет хорошо я… нет, ничего уже не будет. Я просто надеюсь, что мы если и встретимся еще, то последний раз. Неважно как, для чего и где, но последний…. А теперь иди, – Нефедов замешкался. – Иди же, – поторопила она, нервно возвышая голос. Он сделал осторожный шаг по направлению к анфиладе не так давно пройденных комнат. Обернулся. И молча вышел.
Через минуту черная «Тойота» медленно отъехала от гостевого домика и двинулась по дорожке к воротам. Ему отдали честь, Нефедов сухо кивнул, думая о своем, поворот, высокий забор скрылся за лесом, лес скрылся за коттеджами, еще один блокпост, потом еще один. Впереди была Москва.
93.