Осада (СИ)

– Ну как сказать… если не для протокола, то… ну вы сами понимаете, водитель «мерседеса» нарушил скоростной режим… простите… я забыл, за рулем находился сам мэр, водителя он посадил рядом с собой, он не пострадал…. Гм, понимаете, все так некстати и неловко получилось.

– Это уже по вам видно, что неловко, – отрезал Пашков, меряя взглядом раскрасневшегося Яковлева. – Что мэр, убит или не совсем?

– К сожалению, не совсем. Вы понимаете, водители, их сейчас задержали, конечно, они как к посту подъехали, обо всем сообщили…

– Молодцы, – по слогам произнес Пашков. – Словом, водители сдались, а мэр придет в столицу своим ходом… Ладно, у нас теперь есть возможность не морочиться с мэрией больше, а все функции возложить на правительство, так сказать, России, простите, не буду выражаться какой именно, по словам президента, – премьер бросил колючий взгляд на Дениса Андреевича, но тот не среагировал. – И так функции правительств города и страны во многом дублируются…. Григорий Антонович, откуда шел последний завоз? – спросил Пашков у министра торговли. Мазовецкий посмотрел в своем блокноте, но ничего оттуда не выкопал, «по всей видимости, из самого Владимира», – все, что удалось выжать из министра.

– Я полагаю, это последний заход, – добавил он, пытаясь оправдаться. Нас снабжает одна только Белоруссия, а с востока уже никто. Денис Андреевич, мне кажется, уже на той неделе потребуется ваше решение на вскрытие государственных хранилищ.

– Во Владивостоке их уже вскрыли, – резко произнес президент, морщась, словно, от зубной боли, впрочем, одно упоминание этого города сколь угодно зарубцевавшуюся рану может разбередить. И снова замолчал.

– Видимо, придется высылать отряды в города Золотого кольца. Те, что уже отсутствуют на карте, – согласился Пашков. – В целом я Григория Антоновича поддерживаю. Кто еще «за»? Единогласно, – мнение президента, не участвовавшего в синхронном поднятии рук, он проигнорировал. Но и Денис Андреевич не обратил внимания на этот диссонанс. Смотрел куда-то вроде бы на двери зала, и в то же время внутрь себя, меня невольно вглядевшегося в его потемневшие глаза, снова пробрал холодок. Яковлев что-то хотел сказать, но премьер его удержал: – Нет, Юрий Семенович, только не ваши хлопцы.

– Но Виктор Васильевич, не вся же милиция…

– Не вся. Но лучшая почему-то занята тем, что охраняет своих от всех прочих. Азербайджанцы свою диаспору, армяне, свою и так далее. Город фактически поделен на сектора влияния – и это безбашенность вашего воинства, Юрий Семенович, ничьего иного. Это спасибо патриарху, низкий поклон, за его движение «Московская Русь». Я сомневался, Денис Андреевич не верил, а Кирилл увидел и создал защиту. Все препятствовали появлению православных дружин в столице, а сейчас мы на них только и можем опереться. Да, Юрий Семенович, – Пашков никак не мог успокоиться, – именно на них мы и держимся сейчас, когда мэра может шлепнуть первый же попавшийся человек с ружьем. То, что мы до сих пор здесь сидим, скажите спасибо Кириллу, его решениям и действиям. А то посносили бы нам головы под самый корешок и все на этом бы закончилось – и мы, и государство и народ. Вы мне еще говорили, вера не сдержит народ, вера не способна себя защитить, что вы теперь скажете, Юрий Семенович? Ведь Кремль патрулируют именно православные дружинники.

Он вздохнул глубоко и замолчал неожиданно, буквально на половине фразы. Хотел сказать еще что-то, но оборвал себя, посмотрел только на все так же молчавшего Дениса Андреевича и начал сам завершать заседание. Только тогда президент встрепенулся. Попросил Нефедова остаться, но вместо директора ФСБ к Маркову подошел премьер.

– Буквально на два слова, Денис Андреевич, – произнес он, когда двери закрывались. Я тоже, как и Всеволод Георгиевич, не спешил покинуть зал, но Пашков настоял, нам пришлось выйти; Нефедов резко зашагал прочь с этажа, я еще немного подождал у дверей. прошел в свой кабинет, некоторое время глядел на папку, принесенную «последними оппозиционерами», а затем отправил ее в измельчитель. Нарезанное из правозащитников и сочувствующих конфетти, высыпал в корзину для бумаг и долго сидел, пребывая в какой-то странной прострации. Все мысли улетучились, я словно находился где-то далеко-далеко. От здания Сената, от Кремля, от Москвы, наконец.

Вечер наступил, но вызова от президента так и не последовало. Я вернулся домой, позвонил маме, узнать, что и как, ничего нового, вот только обитатели Барвихи постепенно упаковываются и переезжают в забитую донельзя Москву, в Серебряный бор. Мы поговорили об этом переезде, однако, мама пожелала остаться в Барвихе до ноября хотя бы, апеллируя к частям ФСО и ФСБ, размещенным по периметру коттеджей высших должностных лиц. Я не стал спорить, пожелал спокойной ночи и улегся сам. Снова снилась Милена, как и почти каждую ночь после того дня, в этот раз встал с разбитой головой: снова обнимал и целовал ее худенькое, хрупкое тело, во сне казавшееся совершенно фарфоровым.