Осада (СИ)

И ведь странно, в ту ночь я ничего не почувствовал. Впрочем, я никогда ничего не чувствовал и не верил, что подобное возможно. Ни с отцом, ни с Миленой, ни с Валерией. Поэтому, когда утром во вторник, двадцатого сентября, мне позвонили, чтобы сообщить, у меня просто на несколько мгновений остановилось сердце. Затем кровь ударила по глазам, застелив их черной пеленой и сделав ноги ватными, я упал на колени и бессильно, беспомощно разрыдался.

100.

Когда Вано остановился у станции «Аннино», там тоже жгли мертвецов, вонь стояла невыносимая, Настя попросила двигаться дальше, но тот покачал головой.

– Все, теперь разбегаемся.

– Но ты обещал, – опешив, пробормотала она. – Ты же сказал Тетереву.

– Я провел тебя в Москву. Все, дальше дорожки расходятся. Можешь идти с попом, уж он-то тут не пропадет.

Он свернул  в сторону проулка, и через минуту исчез за домами. Толпа, достигшая вожделенной Москвы, двигалась теперь куда медленнее, люди глазели по сторонам, осматриваясь, кто с искренним восторгом, кто с нескрываемым подозрением, но и те и другие встречали от местных лишь брезгливое раздражение – те, кто хоть день мог считать себя москвичом, сторонился новоприбывших, старался пройти быстрее по своим делам.

Настя немного растерянно посмотрела вокруг. Оглянулась в сторону Бутова и долго стояла так, не отрывая взгляда, толпа шла мимо нее, постепенно рассеиваясь, разбредаясь меж домами, забирая в Битцевский парк, ища свое место на ковчеге «Титаник». А она все стояла глядя, без мыслей, без чувств, будто все это оставила при переходе, будто без этого пересечение «пятого кольца» не свершилось бы; ее толкали, пихали локтями, она не обращала на это ни малейшего внимания.

Пока до нее не дотронулся Кондрат.

– Ты как Лотова жена, – странным голосом произнес он. И после паузы объяснил. – Смотришь на оставленный Содом и чего-то ждешь. Только что в столп не превратилась.

– Превратилась бы с удовольствием. Что еще прикажешь делать.

– Пойдем в метро, – вместо ответа сказал Микешин. Та резко выдернула руку.

– С тобой, с какой это стати?

– Но я не могу…

– Ах, да, ты же собираешься меня отмолить. Все еще собираешься, да? – он кивнул. – Да я и так по глазам вижу. Не пойму только, как ты все это будешь делать, когда сам нечист, разве что на меня польстился, так это вряд ли зачтется наверху. Или ты просто хотел мне приятное сделать? – он слушал, не перебивая, понимая, что ей сейчас надо выговориться, выплеснуть всю боль из души. – Нет, меня правда забавляет, что ты думаешь отмолить меня. Зачем тебе это? Ах, нет, постой, поняла. Ты через меня хочешь найти себе лазейку, маленькую дырочку и через нее попасть. Ну как же отмолил, спас грешницу. Как такого служку не вознаградить. Боюсь, только дырочка слишком мала, даже для твоего прибора.

– Это не твои слова, – тихо сказал Кондрат. Настя не ответила, она резко повернулась и пошла к метро. Сделав несколько шагов, остановилась. Подождала, когда до нее дойдет дьяк.

– Закрыто, – сказала Настя, лицо ее дернулось, она попыталась сглотнуть комок в горле, не удалось, невысказанные слова остались, пришлось проговаривать вслух: – Скажи. Нет, правда, скажи, зачем тебе было надо со мной? – он молчал. – Только ради меня? Мне захотелось, ты пришел на помощь. Добрый самаритянин. Долг исполнил.

– Мне показалось… – он оборвал себя на полуслове и закончил иначе: – Мне понравилось. Мне тоже, наверное, нужно было, – уже совсем тихо добавил Микешин. – Я ни разу не пробовал.

– Девственник, – говорить она начала одним голосом, а закончила совсем другим. Слово сломалось посередине. – Ладно, пойдем, станция закрыта. Жаль, у тебя рясы нет, пригодилась бы.

– Не надо юродствовать.

– Да я серьезно, вообще-то. Что мы с тобой будем одним моим ремеслом деньги добывать? На меня спрос будет, а вот что ты делать станешь?… – и тут же. – Прости. Пожалуйста, прости.

– Я понимаю, – поспешил заверить он, как-то символично оглядываясь.

– Нет, не понимаешь, – совсем тихо сказала Настя. – У меня задержка уже десять дней. Смешно, правда?

Кондрат не ответил. Осторожно обнял ее, Настя не отстранилась, повел мимо станции по Варшавскому шоссе. Какое-то время они брели в потоке людей и машин, толпа перегородила дорогу начисто, но после станции «Улица академика Янгеля», они остались одни. Настя попросила пить, он купил бутылку минералки. Посидели в скверике перед длиннющим домом, растянувшимся на полкилометра вдоль трассы. И затем, солнце уже поднялось высоко, двинулись дальше, спустились в метро, странно, но проезд не подорожал, с той поры, как Кондрат последний раз побывал в нем, отправляясь из Бутова в храм Ктулху, впрочем, не в деньгах дело, а в проходе через турникеты, несколько милиционеров стояли наизготовку, всегда ожидая худшего, толпа, пытавшаяся пробиться в метро, реагировала нервно, некоторые пытались проскочить быстрее, не заплатив, на них не обращали внимания: значит, точно живые. А вот отклонения от ритуала нервировали всех, особенно, если человек, закопался перед турникетом, пытаясь правильно приложить магнитную карточку к желтому кружку.