С беженцами Настя в принципе не имела дел, оно и понятно, что с них можно взять. Немногие из жителей завода-магазина шли на все, чтобы получить хотя бы кровать и поменьше компаньонов. Остальные просто смирились, ибо получили, если не то, о чем мечтали, то хоть половину мечты: защиту и крышу над головой. Ну еще хлеб насущный, не дававший умереть с голоду: все обитатели, что под кровом, что бескровные, получали раз в день гуманитарную помощь, привозимую в баках с ликом покойного мэра. В торговом центре они жили своей новой-старой жизнью: как прежде воспитывали детей, любили и ненавидели, разве что не стесняясь сторонних глаз. Пили и нюхали, бредили и сходили с ума, писали дневники, стихи и прозу и даже музицировали, благо и такой магазин находился в цехах бывшего. Переполох начинался лишь, когда умирали. А потому каждый, даже во время сна, попойки или соития, держал при себе какое-нибудь оружие, благо уж что-что, а оружие тут не считалось запретным плодом. Иногда с его помощью выясняли отношения, но крайне редко, за подобное можно было запросто снова оказаться на улице в стылом сентябре, а к подобному никто не стремился. В следующие за заселением дни температура резко упала до семи-девяти градусов в дневные часы, мало чем отличавшиеся от ночных, освещение не выключалось ни днем ни ночью, ибо свинцовые тучи, цеплявшие верхушки домов, не пропускали свет солнца, круглосуточно возвращая блики фонарей на землю. В наступившей темени и слякоти, в туманах и сырости, утро отмечалось лишь хлопками обрезов охраны, выходившей часов в шесть «пострелять мертвяков»: возле складов, на парковке расположился палаточный городок, ежедневно не досчитывавшийся нескольких человек. В зыбком сне, прерывавшимся холодом и им же продлевавшимся в вечность, охотники на зомби бродили меж палаток в предутренние часы, когда сон тонок, а смерть караулит у каждого входа, искали только что обратившихся и, не давая им опомниться, уничтожали. К ним так привыкли, что сами жители палаточного городка приглашали их к себе, охранники, по понятным причинам, отказывались, что им делить с голытьбой, но иной раз предложения были либо очень настойчивы, либо очень заманчивы. А через три дня по заселению Кондрата с Настей, хозяину пришлось менять зазевавшуюся команду и это во второй раз за последние десять дней.
Парочке достались матрацы как раз с краю, у окна, холодно, но зато хоть какое-то подобие интима. Настя работала на ближайших улицах, беззастенчиво предлагая себя всяким, кто приостанавливался подле нее. Немногие соглашались, но согласившиеся расплачивались натурой, так было проще, рубли, доллары, евро, прочие фунты валюты, давно стали чем-то посторонним, без чего вполне можно было прожить даже в этом новом Вавилоне. Магазины, конечно, работали, даже транспорт ходил и чего-то стоил, но для поселившихся в Москве беженцев ни первое, ни второе значения не имело: идти было некуда, покупать через пару дней не на что. На помощь государства, они не рассчитывали изначально, а государство, в свою очередь, гуманитарной баландой закрывало глаза на их проблему. Главное было не оказаться на улице, в холоде ночей, в палатках и спальниках, всякий раз рискуя либо не проснуться, либо проснуться от вкрадчивого укуса мертвого, который, по слухам, очень трудно ощутить, как трудно, несмотря ни на что, почувствовать присутствие зомби. Тем частенько удавалось незамеченным пробраться на тщательно охраняемую территорию буквально под носом стражей, пройти за спиной так, что те спохватывались, когда становилось поздновато. Реагировали только животные, своим диким, ни на что не похожим страхом, а потому любая бессловесная тварь ценилась обитателями палаточных городков особенно. Хотя и не жила долго, встреча с ожившими мертвыми, особенно многократная и часто повторяющаяся, стоила ей долгих годов жизни; или недолгих, если речь шла о крысах.
Счастье, что всего этого обитатели завода оказались избавлены. Другой статус, другая система страхов и надежд; ничего не изменилось в этом мире, говорил Кондрат уставшей за день Насте, дремавшей под его расплывчатые речи, все та же цивилизация статуса, вот только система ценностей стала иной. Если прежде она определялась фирмой изготовителем, неважно чего, одежды, часов, машины, то теперь почти исключительно способностью защититься от зомби, а все прочее отошло на второй план. Неважно, как ты одет, но если ты живешь, скажем, в пределах Садового, это уже многое о тебе скажет. Если в пределах Третьего транспортного, это статус пожиже, а коли в спальных районах да еще на периферии…. Кондрат взглянул на Настю, та безмятежно спала; он замолчал, вздохнув и тихонько лег рядом с ней. Даже спящей она напоминала ему Кольку и от этой мысли никак не хотелось избавляться. Наверное, девушка давно заметила и расшифровала его взгляды, но молчит. А когда проснется, снова уйдет, да у нее такая неудовлетворимая потребность, такой диагноз, наверное, и болезнь эта с одной стороны, доставляет ей некое подобие удовольствия, а с другой обеспечивает их обоих.