Осада (СИ)

Толпа уже накричалась и намахалась, и теперь, убирая мегафоны, сворачивая флаги, постепенно разбредалась, явно недовольная реакцией власти. Вернее, отсутствием таковой. Дзюба дождался ухода последнего, вызвал к себе командующего и сперва извинился за грубость, допущенную в телефонном разговоре, а затем снова разнес в пух и прах за «аракчеевщину». После чего остался наедине с собой, немного приходя в себя. Хотел позвонить Надежде, но та опередила его, неожиданно появившись сама в кабинете, настолько неожиданно, что Дзюба лишь обернувшись и завидев ее, вздрогнул всем телом. Она улыбнулась, подошла к нему, обняла. И отстранившись, немедля заявила:

– Я не понимаю, Ларя, что здесь происходит. Ты провел такую работу, столько всего сделал, ты собрал половину России, и вдруг. Что на тебя нашло, вообще, объясни мне пожалуйста? Нет, объясни серьезно, я ведь прекрасно все вижу.

– Да не сомневаюсь, – устало вздохнул Дзюба, посматривая на свою супругу. Всего несколько дней прошло, как они расписались в загсе, а она уже совершенно другой человек. Даже именует его иначе. С каким-то плохо скрываемым пренебрежением, что ли. Или нет, скорее, с фамильярностью человека, добившегося своего, и даже большего, и могущего уже спокойно похлопывать по плечу недавнего своего покровителя, зная и то, что большего от него не получит, и что обратно тот ничего не вернет. Дзюбе еще некстати вспомнился Устюжный, он скрипнул зубами с досады и отвернулся, глядя на Муравьева-Амурского. Предательство учителя преследовало его повсюду, вот и сейчас казалось, на него смотрит не основатель города, а верный слуга Кремля, создавший новый форпост в далекой дали от столицы, надежно прикрывший новые земли от неизбежных набегов, установивший порядки и приложивший массу усилий, чтоб здешний народ, вроде бы искавший в этих местах волю, позабыл о ней, оказался забран в войска, дабы защищать фронтир от «косоглазых», с которыми так стремился разобраться решительный и бескомпромиссный генерал-губернатор всея Сибири.

Устюжный по своей бескомпромиссности так походил на него, вернее, так пародировал его, что Лаврентий подпал под его влияние почти немедля. И столь убедительно учитель играл свою роль, что ученик не мог отличить слов правды от слов лжи в его устах. Пока тот позорно не сбежал в Кремль, предоставив отдуваться перед оставшимися Лаврентию одному. А одному получалось плохо. Весь пыл, все обаяние и влияние внезапно испарились. Недаром же за Устюжным последовали другие, он увел, как казалось Дзюбе, лучших, обескровив молодую республику. И теперь преданный учителем ученик тщился изыскать способ хоть как-то отомстить бежавшему наставнику. Надеялся уколоть его побольнее, прекрасно зная, что Глеб Львович ничего не узнает.

– Так и не будешь говорить, – констатировала как неизбежный факт супруга, подходя к нему. – Ларя, ну ты ж президент, веди себя прилично. А то как дитя малое, чесслово. – Это последнее словечко, и прежде царапавшее Лаврентия, ныне и вовсе заставило его отшатнуться. – Ну что тебе опять не по нраву?

– Надь, прекрати, в самом деле. Мне все не по нраву. Вот сегодня утром, я имел мазохистское удовольствие говорить с якутским князьком. Он дескать, после случившегося, решил передумать, и не хочет вступать со мной в союз, а хочет извернуться, и бить челом Маркову, чтоб у него опять получить ярлык на княжение. Моего слова ему показалось мало.

– Какого слова?

– Что ни один Марков здесь никогда больше не появится. Он заявил, что не хочет получать ковровую бомбардировку его резиденции, или спецназ, как в Элисте, а хочет нормально дожить до пенсии, вырастить внуков и…. старый дурак.

– А чего ж ты от него хотел? Он и так проработал, почитай, всю жизнь, на власть, только-только развернулся в Якутии и вдруг как снег на голову, вся эта катавасия. А затем еще ты на вороном коне и со своим царством-государством. У любого пенсионера и так от тебя мурашки по коже.

– Ты его начала поддерживать? – презрительно, насколько мог, поинтересовался Лаврентий. – Или снова «входишь в положение»? Так вот, Надя, не надо «входить в положение», он прекрасно обойдется без нас. Заявил, что документы его парламент, заметь, его парламент, ратифицировать не будет, когда же я намекнул на северный завоз….

– Боже, ты еще и мелкий шантажист.

– Когда я намекнул на северный завоз, – упрямо гнул свое Дзюба, – он заявил, что за всеми вопросами обращаться к его и.о., а он самолетом в Москву. Боюсь сегодня меня будут дергать еще и сообщениями из Комсомольска-на-Амуре и Николаевска-на-Амуре. Половина Хабаровского края просто как отрезана.

Наконец, Надя поняла, чего от нее действительно надо Лаврентию, приласкала и приголубила его. Снова зазвонил телефон. Дзюба положивший голову супруге на колени, дернулся, будто коснувшись оголенных проводов. Звонил мэр Хабаровска, отчитывался о несанкционированном митинге в котором, только по данным МВД, участвовало до пяти тысяч человек. Митинг удалось быстро разогнать, и почти без применения насилия, за что Лаврентий выразил мэру свою искреннюю благодарность.