Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны

Революция в Германии началась, как и предполагали ее инициаторы. Но закончилась самым неприятным для них образом. Федеральное правительство не стало ждать, когда его свергнут, и первым пустило в ход военную силу. 23 ноября 1923 года правительство Германии запретило компартию. Запрет был отменен 1 марта 1924 года.

Но разговоры о грядущей мировой революции не утихали. Тем более что руководители Советского государства всячески старались ее разжечь, особенно в Германии. Немецким коммунистам посылали деньги и оружие для организации всеобщего восстания. Советская печать сообщала, что кипит Германия, что восстали коммунисты в Болгарии.

Известный писатель Михаил Афанасьевич Булгаков записал в дневнике:

«18 октября 1923 года. Четверг. Ночь.

Сегодня берусь за мой дневник с сознанием того, что он важен и нужен.

Теперь нет уже никаких сомнений в том, что мы стоим накануне грандиозных и, по всей вероятности, тяжких событий. В воздухе висит слово «война». Второй день, как по Москве расклеен приказ о призыве молодых годов (последний 1898 г.). Речь идет о так называемом «территориальном сборе». Дело временное, носит характер учебный, тем не менее вызывает вполне понятные слухи, опасения, тревогу…

События же вот в чем. Не только в Германии, но уже и в Польше происходят волнения… Заголовки в «Известиях» — «Кровавые столкновения в Берлине», «Продовольственные волнения»… В Польше, по сообщению «Известий», забастовка горнорабочих, вспыхнувшая в Домбровском районе и распространившаяся на всю (?) страну. Террор против рабочих организаций и т. д. Возможно, что мир действительно накануне генеральной схватки между коммунизмом и фашизмом. Если развернутся события, первое, что произойдет, — это война большевиков с Польшей».

Чекисты и промышленники

В 1927 году советское руководство заговорило о возможности новой войны, ссылаясь на напряженные отношения с Китаем и Англией, хотя войной эти конфликты вовсе не грозили. Китай и Англия не имели ни желания, ни средств для войны с Советским Союзом. Но чувство страха быстро распространилось по стране.

Георгий Васильевич Чичерин тяжело болел, лечился в Германии. Из санатория «Грюневальд» отправил большое письмо Сталину, где критически оценивал некоторые внешнеполитические акции СССР. Интересен его взгляд на мир: «В наших московских выступлениях говорится, что обострилась опасность войны между капиталистическими государствами, а следовательно, и нападения на нас. Что за вздор, как можно говорить такие вещи!! Благодаря войне между капиталистическими государствами мы захватили власть и укрепились, и всякое обострение антагонизмов Германия — Антанта, Франция — Италия, Италия — Юго-Славия, Англия — Америка означает упрочение нашего положения, уменьшение всяких опасностей для нас».

Чичерин писал о ситуации в Германии: «К сожалению, Вас плохо информируют. Вы просто не знаете, как слабо то революционное движение, о котором у нас по неведению говорят…»

Чичерин дал генеральному секретарю дельный совет: «Как хорошо было бы, если бы Вы, Сталин, изменив наружность, поехали на некоторое время за границу с переводчиком настоящим, не тенденциозным. Вы бы увидели действительность. Вы бы узнали цену выкриков о наступлении последней схватки. Возмутительнейшая ерунда «Правды» предстала бы перед Вами в своей наготе…»

Но Сталин так и не побывал за границей, если не считать коротких поездок в Тегеран в 1943-м и в поверженный Берлин в 1945-м. Стремительно меняющегося мира Сталин не видел, не знал, не понимал и принужден был опираться на донесения разведчиков, послов и на собственные представления…

Советские руководители в течение долгого времени отказывались встречаться с иностранными государственными деятелями и дипломатами. Только в 1933 году в Кремле стали принимать некоторых иностранных послов. А первым европейским министром, которого приняли в Москве на высшем уровне, стал англичанин Энтони Иден, тогда лорд-хранитель печати. Ездить за границу Сталин категорически отказывался. Да и старые большевики избегали поездок за кордон.

Михаила Михайловича Лашевича, одного из руководителей военного ведомства, отправили в 1926 году в Харбин — заместителем председателя правления Китайско-Восточной железной дороги. Заграничная жизнь старому революционеру нисколько не нравилась, и этим он сильно отличался от молодых сталинских воспитанников, которые будут всеми правдами и неправдами рваться за рубеж.

4 января 1927 года Лашевич писал Серго Орджоникидзе, председателю Центральной контрольной комиссии партии: