Марина Семенова, будущая народная артистка СССР, по мнению композитора Тихона Николаевича Хренникова, была «самой выдающейся балериной за все годы советского балета». Она сочетала в себе праздничность Майи Плисецкой, лиризм и поэтичность Галины Улановой. Сама Майя Михайловна Плисецкая пишет: «На Марину Семенову я бегала еще девчонкой. Наш класс числился ее поклонниками… Танцевала она ослепительно».
Ворошилов ответил Енукидзе:
«Я решительно против разрешения Семеновой поездки в Париж. Если бы появилась Семенова в Париже или в другом европейском центре, она, разумеется, сразу же затмила бы и Мессереров, и местных «наших», и ихних танцовщиц. А это значит, что вокруг нее создали бы такой шум, и такую атмосферу, что голова закружилась бы и не только у такой «девчонки», как Семенова. Зачем нам создавать лишнюю неприятность?
Ты думаешь, что она вернется. Почему так уверен? Я когда-то был убежден, что Шаляпин вернется, и поспорил об этом с покойником Фрунзе и… оказался в простофилях. Семенова может не вернуться, а этого достаточно, чтобы мы были против ее поездки».
Ворошилов, как и другие советские вожди, считал, что вправе руководить талантливой балериной и решать, где и перед кем ей танцевать. А также пребывал в уверенности, что советских людей лучше за кордон не выпускать.
Сотрудники полпредств, командированные за границу, понимали, как им повезло, и старались на людях хаять страну пребывания и вообще заграничную жизнь. Они знали, что среди слушателей обязательно окажется секретный сотрудник госбезопасности, который бдительно следит за моральным состоянием аппарата полпредства. Если советскому дипломату нравилась буржуазная действительность и он не умел это скрыть, его быстренько возвращали на родину. А многим хотелось поработать за рубежом — на родине было голодно и скудно.
В дипломаты подбирали людей из глубинки, из партийно-комсомольского аппарата, чтобы дорожили своим местом и не сбежали.
11 августа 1937 года Георгий Максимилианович Маленков, восходящая партийная звезда, заведующий отделом руководящих парторганов ЦК, докладывал Сталину: «По Вашему поручению отобрано пятьдесят работников для Наркоминдела. Все эти работники проверены в Орграспредотделе ЦК ВКП(б), а также и через НКВД. Каждого из отобранных товарищей я принимал, после чего с ними знакомился тов. Литвинов».
В 1938 году ввели новое правило: все работающие за границей должны приезжать в отпуск на родину, чтобы чекисты могли к ним присмотреться.
В решении политбюро записали:
«1. Установить, что работники заграничных учреждений СССР обязаны свой отпуск проводить в Советском Союзе.
2. Предложить наркоматам оплачивать проезд работников заграничных учреждений СССР, приезжающих в отпуск в Советский Союз».
Поначалу в Москве радовались появлению любого сколько-нибудь заметного иностранца, предлагавшего либо свое внешнеполитическое посредничество, либо участие в восстановлении разрушенной российской экономики. 17 сентября 1920 года в Москву приехал американский инженер и бизнесмен Фрэнк Артур Вандерлип. Чичерин сообщил об этом Ленину — американец предлагал заключить договор о концессиях на добычу нефти и угля, а также вылов рыбы в Приморском крае и на Камчатке. Ленин тут же ответил Чичерину: «Я вполне за переговоры. Ускорьте их».
О предложении американца Ленин с гордостью рассказывал на партийной конференции, убеждая товарищей — и, может быть, самого себя, — что внешнеполитическая блокада скоро будет прорвана.
Но капиталисты вовсе не устремились в Советскую Россию.
Нарком внешней торговли Красин писал Чичерину о работе советского правительства:
«Эти ребята как-никак держат власть в своих руках уже три с половиной года, за последние же месяцы проявляют решительное стремление поумнеть, умыться и причесаться…
При дальнейшем развитии взятой сейчас линии нашей политики внутри страны и при условии отказа от старых, не соответствующих уже более ни нашему положению, ни нашей экономической политике приемов ВЧК и НКИД (запрещение въездов, драчливые ноты, неосновательные аресты спецов, противоречащие договорам конфискации и реквизиции и т. п.), а также при условии пересмотра нашей позиции в вопросе о государственном долге (разумеется, без принятия на себя каких-либо реальных обязательств на ближайшие годы), мы вполне можем рассчитывать на получение значительной материальной поддержки от мирового капитала на экономическое развитие».
Красин считал, что восстановление экономики страны возможно только путем получения значительного внешнего займа. В январе 1922 года он добился получения краткосрочного займа в двести миллионов золотых марок от немецкого банка «Эльбфельд» на покупку машин и локомотивов в Германии.
На XII съезде партии в апреле 1923 года Красин внушал товарищам по партии:
— Главная цель нашей внешней политики есть получение кредитов, которые нам нужны для восстановления крестьянского хозяйства, для транспорта, для промышленности и для стабилизации нашего рубля.